Боги как высшие существа моделируются на самых ранних уровнях развития человеческого сознания. Эти существа — наши создатели, защитники, стражники — достаточно экзотичны, и не каждому удается пообщаться с ними. В некоторых религиях Боги наделены обликом сильных животных, в других они, как люди, только вечно молоды и красивы. Посредничество между богами и смертными осуществляют специальные избранные люди — жрецы, шаманы, церковнослужители, которые ссылаются на божественное откровение или на свидетельство чудес: им доступно то, чего не видят другие. При этом они не только отстаивают свои отличня от служителей других культов, но и утверждая истинность своих, отрицают значимость других. Так возникает серьезное сомнение в том, имеет ли идея Бога какое-либо объективное значение, существует Бог или не существует.

Можно выделить два направления в разрешении этого вопроса. Одно можно назвать верой-откровением, другое — верой-знанием. Чаще всего с религиозной верой отождествляют некое духовное состояние, обнаруживающее реальное существование того, чего никто не видел и что не


может быть рационально или эмпирически подтверждено или доказано. Наиболее радикальным вариантом веры-откровения является мистицизм. Мистик утверждает бытие Бога исключительно личным переживанием его присутствия. При этом он не доверяет словам, так как испытывает нечто непередаваемое. Речь идет о «внутреннем чувстве», о внутреннем просветлении, которое случается однажды и преображает человека. В восточных религиях таким состоянием характеризуется «высшее сознание». В православной религии оно достигается молитвой, которая помогает освободиться от внешних ощущений и сосредоточиться на возвышенных предметах. Вершина мистического экстаза — преодоление всех преград, отделяющих человека от Абсолюта.

При всей своей уязвимости мистическое переживание, по-видимому, дает необходимый первоначальный импульс для размышлений и поисков Бога. Как в мирских делах, так и в религии направление поисков чаще всего задается переживанием сильнейшего эмоционального состояния, энергия которого питает упорство и волю человека, занимается он техническими изобретениями, научными изысканиями или религиозными проблемами. Однако вера-откровение уязвима в том отношении, что она не может быть обоснована общепринятыми методами. Такими же недостатками обладает вера в чудо, которую нередко считают решающим свидетельством в пользу существования Бога. Однако чудо — это, по определению, нечто сверхъестественное, стало быть, выходящее за рамки порядка мира независимо от того, покоится он на собственных законах природы или на волевых решениях Бога. Поэтому то, что называют чудом, может происходить не от Бога, а от дьявола, или же должно быть признано не чудесным, а непонятным. Кстати, ни Христос, ни Мухаммед, ни Будда не злоупотребляли чудесами, которых так ждали от них наивные верующие. Чудеса — удел магов и волшебников.

Поэтому второй подход к уяснению веры связан с попытками ее рационального доказательства и обоснования, т. е. с использованием критериев знания. Вершиной этой программы несомненно является средневековая схоластика и богословие, в рамках которых были разработаны многочисленные доказательства бытия Бога. Так называемое «космологическое» доказательство опирается на допущение о причинной связи: если восходить по цепочке причин и следствий вверх, то мы неизбежно упремся в некую Первопричину, которая и есть Бог. «Телеологическое» доказательство опирается на учение о цели и целесообразности и отождествляет Бога с высшей целью бытия. «Онтологическое» доказательство исходит из идеи Бога, которая является настолько ясной, очевидной и совершенной, что не оставляет сомнений в своем существовании в качестве высшей реальности. Более поздние «нравственное» и «юридическое» доказательства восходят от норм и законов человеческого общежития к верховному законодателю, в качестве которого выступает Бог. Из этих первичных дедуктивно полученных аксиом выводятся другие предикаты Бога. В силу своего совершенства он существует необходимо и абсолютно; более того, он един и единственен, ибо совершенное может быть только одно. Бог также неизменен, безграничен и всемогущ в силу своей первоначальности и простоты. Он вечен, ибо если бы была причина его возникновения, то он не был бы первопричиной сущего.

Насколько убедительнее такие «доказательства» ссылок на откровение? В. Джеймс писал: «Религия есть частное явление, имеющее только индивидуальное значение и, как таковое, не подлежащее объективной формулировке»[17]. Он полагал, что наука о религии невозможна, ибо ее основания сами покоятся на вере. Однако если бы кто-то сказал, что получил откровение от Бога, то это невозможно было бы ни доказать, ни опровергнуть. Даже если бы ему поверили, то не смогли бы узнать, правду или нет он утверждает. Таким образом, круг замыкается. Логическое доказательство и слепая вера в равной мере отсылают друг к другу: верующий должен убедить других и доказать им истинность своего религиозного переживания, а богослов, стремящийся найти точное знание и аргументы в пользу доказательства бытия Бога, исходит из этой веры. Если мы верим в Бога, то такие обоснования убедительны, а если нет, то они бессильны склонить нас к признанию бытия Бога. Действительно, в реальности не существует такого предмета, который соответствовал бы нашей идее Бога. Бог не является предметом опытного познания. Отсюда, если мы вступили на путь познания, то мы обречены на сомнения и не можем успокаивать себя наивной верой в чудо. Ссылки на первопричину, первоначало, первозакон по сути дела аннулируют Творца, так как все они могут быть приписаны природе самой по себе. Отсюда приходят к так называемому пантеизму (обожествлению, одушевлению природы) или к деизму (где Бог играет роль «пусковой причины» и не вмешивается в дела мира), но так невозможно доказать сложные религиозные доктрины искупления, воскресения, спасения и т. д.

Целесообразность, порядок и красота мироздания, хотя и вызывают у нас восхищение, не доказывают бытия Бога. Наоборот, природная закономерная и необходимая связь явлений в природе устраняет вопросы


о разумности и целесообразности мироздания. В последнее время биология и космология вполне независимо друг от друга решают проблему целесообразности, и если кто-то из ученых думает, что организация природы установлена творцом мира, то это будет уже не знание, а вера.

Ни одна из рассмотренных программ в отдельности не может дать убедительного решения вопроса о Боге. Возникает вопрос, а не является ли грубой ошибкой сам замысел понять, объяснить, доказать бытие Бога? Ведь все эти процедуры постижения применимы к человеческому опыту восприятия и истолкования явлений. Бог— нечто непостижимое. Можно ли утверждать, что он первопричина или некое существо. Если он и существует, то несомненно как-то иначе, чем вещи или люди, обитающие в пространстве и времени: он не может входить в состав мира как его часть.

Византийское богословие по-своему решило проблему: вместо утомительных «доказательств», на которые тратила силы западная схоластика, была представлена икона, которой нужно молиться и которая обладает чудодейственной силой. Икона как бы снимает вопрос о «реальном» существовании Бога. При этом она наделяется магической способностью воздействовать на ход событий: перед иконой не только стоят на коленях и взывают о помощи, ее выносят (Крестный ход) на поля сражений и пахоты с надеждой на заступничество. Но главным медиа-каналом, обеспечивающим обмен информацией между Богом и человеком, христианское богословие считает Евангелие. Подлинность этого сообщения покоится на том, что оно доставлено Иисусом Христом, который был посланником Бога и посредством лона Девы Марии воплотился в человеческом виде как Сын Бога. Непонятное преследование евреев, религия которых близка христианской, объясняется тем, что евреи сомневались, что Христос является подлинным посланником.

По мере развития буржуазной цивилизации представления о Боге существенно изменяются. Это можно заметить на примере церковной живописи: Дева Мария все чаще изображается как портрет молодой женщины с ребенком на руках. Против этого протестовал ортодоксальный философ П. Флоренский, который отстаивал необходимость старых принципов иконописи: лицо на византийской иконе привлекает не собственной красотой, оно отсылает к божественному лику. В каком бы месте храма ни стоял верующий, взгляд Бога, изображенного на иконе, находит его. Русский религиозный философ СЛ. Франк писал: «Бог есть вообще нечто иное, чем все остальное, что мы знаем, — чем всякое творение; его нельзя подвести под определенный род реальности, потому, что он объемлет их все, есть источник их всех. Уже по этому одному непостижимое и всеобъемлющее существо Бога не может быть точно определено и исчерпано тем, что мы называем его "личностью", не может быть "подведено" под понятие личности»[18].

Напротив, В. Соловьев отстаивал понимание Бога как Перволичнос-ти: человек не может любить Бога, если он остается абстрактным принципом философов или богословов. Трактовка Бога как непостижимого приводит не только к его абсолютной недоступности, но и к конструированию новых, все более сложных процедур понимания. В принципе, это способствует углублению идеи Бога. Однако попытка оторвать бого-познание от чувств и переживаний простых верующих выглядит бесперспективной. Она позволяет критиковать суеверия, но в случае абсолютизации грозит отрывом от непосредственного религиозного опыта, который состоит в переживании добра, истины, красоты окружающего мира. Бог не некое холодное существо, находящееся вне мира и наблюдающее за ним с целью подсчета грехов людей. Это нечто живущее внутри человека как его высшие цели и идеалы. Они не могут быть доказаны в обычном смысле, ибо сами определяют и направляют рациональность. Но тем не менее они не являются результатами слепой веры, а подлежат исследованию на предмет того, при каких условиях они выполняются и к чему это приводит.

Если иметь в виду цельное познание мира, то вера и знание связаны друг с другом и дополняют друг друга. Даже если обратиться к сфере научного познания, то легко убедиться, что в ее составе есть множество недоказуемых утверждений, которые тем не менее признаются всеми учеными и могут быть названы научной верой. В число таких утверждений входят не только познавательные, но и ценностные, в частности, этические предпосылки. Что касается противопоставления науки и веры, то в нем много надуманного. Если наука познала какие-то необъяснимые прежде связи или явления, которые использовались для «доказательства» бытня Бога, то это означает, что данная «территория» должна быть оставлена теологией. Но это не означает ее поражения, так как остается множество неразрешимых проблем. Некоторые историки науки полагают, что христианская теология оказалась стимулом для вхождения в науку идей бесконечности, становления и динамики. Современные дискуссии вокруг так называемого «антропного принципа» обнару -


живают, что креационизм становится методологическим принципом, способствующим лучшему пониманию эволюции.

В свою очередь прогресс познания крайне важен для решения религиозных проблем. Религия часто бывает «ангажирована» и используется для угнетения людей. Только критика и социальное познание могут отделить действительные функции науки от мнимых и точно так же они могут способствовать эмансипации религии. Зная, какую роль в действительной политической практике играют религиозные суеверия людей и как они используются в явно неправедных целях, верующие могут критичнее относиться к традиционным верованиям и искать новые, более эффективные формы для выражения своего религиозного опыта.

Пройдя стадии сомнения, социальной критики и философской рефлексии, религия может более эффективно способствовать преображению людей. Так, верующие могли бы активнее вмешиваться в общественные дискуссии и влиять на политику в сфере культуры, образования и воспитания. Конечно, царство божие внутри нас и каждый человек должен в себе обрести веру в высшие ценности, но Христос, укрепившись в вере, не остался в пустыне, а деятельно проповедовал свое учение. Поэтому и мы должны не только хранить в душе, но и попытаться активно реализовать свои идеалы.