Казалось, что с победой Соединенных Штатов над Британией пророчества действительно исполнялись, жена преодолела дракона. Ощущение того, что эти времена необычны, усиливалось Французской революцией, которая воспламенила взрыв милленаристской литературы в Америке. Прежние пророческие трактаты, такие как «Пророчества преподобного Кристофера Лоу», были переизданы и пересмотрены, чтобы соответствовать новому настроению. Приписываемое английскому пресвитерианскому священнику, который был казнен при Кромвеле, первое американское издание «Пророчеств Лоу» появилось в 1759 годуй предсказывало начало тысячелетнего царства Христова в 1762 году. Теперь, в 1794 году, хронология была обновлена: пророчества оставались теми же, но даты были изменены.

Так, первоначальное американское издание предсказывало «Великое землетрясение во всем мире в 1762 году. Бог будет узнан вообще во всем, а Реформация и мир пребудут вовеки, люди больше не будут знать войны. Счастлив живущий, чтобы видеть сей день». Виздании 1794 года была почти идентичная формулировка, только дата «великого землетрясения» была просто заменена на 1805 год.33

В течение 1790-х годов американские священники наблюдали события во Франции со смешанным чувством очарования и ужаса. С одной точки-врения Французская революция могла быть отмечена как победа гражданской и религиозной свободы над тиранией монархической и папской власти, а антикатолический характер революции глубоко впечатлял американских протестантов, которые ожидали неизбежного падения римского Антихриста. Все же революция также характеризуется безбожием и террором, а ни тому ни другому потворствовать американские священники не могли. С этой позиции Французская Республика ассоциировалась с «человеком греха» из Книги Даниила, который символизировал разрушительную мощь эта. К концу десятилетия это стало преобладающим представлением.34

Но в одном большинство американцев могло согласиться: безотносительно к характеру событий во Франции, было вне сомнений, что Бог наметил Соединенные Штаты для сзоей особой цели. Французская революция, писал Дэвид Остин, возможно, была инструментом Божьим, чтобы «иссушить основу этой антихристианской структуры» европейского католицизма, но едва ли она представляла модель, чтобы ей следовали другие. Напротив, она прямо вела к «тысячелетнему царству Ада»! Америка, напротив, была истинным «тысячелетним храмом Божьим», «национальным сооружением, от которого должен воссиять свет и слава мира».35 Центральным фактически был не вопрос, получит ли Америка Второе пришествие, но — когда это произойдет; ответы располагались в интервале от 1805 до 2000 года.

Это видение Америки было особенно притягательным для многих радикальных иммигрантов, которые пересекли Атлантику, чтобы избежать тирании церкви и государства дома. Одной такой фигурой был Томас Ледли Берн, демократический республиканский ирландский пресвитерианский священник, сосланный в Соединенные Штаты в 1798 году. Пятью годами ранее пишущий на фоне французской революционной войны Бёрч утверждал, что битва Армагеддона уже произошла и что тысячелетнее царство Христово начнется в 1848 году.36

Вскоре после того как Бёрч прибыл в Соединенные Штаты, его милленаризм стал полностью американизированным. Евангелие свободы триумфально шествовало на Запад, писал он, в направлении древней чистоты американской пустыни. Оно найдет свой окончательный дом, был убежден Бёрч, в городе Вашингтоне, штат Пенсильвания. Почему бы нет? Город лежит вне «светской утонченности и надменности» приморских городов, и назван он был в честь «прославленного основателя (по Божьей воле) американской свободы», и принадлежал государству, которое было «более, чем другие, примером братства». Всю свою оставшуюся жизнь, несмотря на насмешки, Бёрч и его ирландские последователи настаивали, что этот явно невзрачный западный город был предназначен, чтобы стать местом Второго пришествия в 1848 году.

Вера вто, что Америка непреклонно движется к тысячелетнему царству Христову, была сравнима со светскими понятиями прогресса. Со своей явно антиисторической позиции американские республиканцы ухватились за «принцип надежды» и с нетерпением ждали будущего, в котором экономическая и территориальная экспансия обеспечит процветание «свободному и независимому человеку». Сам акт такого представления о будущем подрывал почтительное отношение к прошлому. Вместо того чтобы увязать в трясине заключенного в рукописях авторитета умерших, американские республиканцы сосредоточатся на всеобщих правах, настоящем и будущем. «Бурные и поспешные революции Греции и Рима, — сказал один радикал, — ничто по сравнению с революцией Америки». Так же как религиозные фигуры полагали, что Америка возвестит тысячелетие, светские политические деятели полагали, что Америка поведет мир в демократическую республиканскую Утопию. В каких бы терминах ее ни рассматривать — религиозных или светских, американская республика — это «город на холме», а ее жители поведут мир к Земле Обетованной.57

Однако более пессимистические циклические представления о будущем не были полностью изгнаны из политического сознания и продолжали оказывать мощное влияние на многие умы. Пока такие представления проецировались назад через Атлантику — на Британию, эта отрицательность не имела особого значения. Фактически перспектива возможного британского упадка могла казаться весьма удовлетворительной. В коротком эссе, изданном в 1769 году, два американца прибыли в Британию в 1944 году. После своего сорокадневного вояжа они пробрались верхом по «плохим дорогам и жалким деревням» к Лондону. Когда они прибыли, они едва могли поверить увиденному. Улицы были в значительной степени покинуты, немногие оставшиеся люди обнищали и все известные прежде здания были в руинах. Где когда-то стояли здания парламента, теперь росла репа; в Вестминстерском аббатстве была конюшня; здание Компании южных морей функционировало как общественный туалет. И вовсе не потому, что вокруг было слишком лшого людей, желающих справить естественные надобности: больиин-ство полезных граждан, таких как ремесленники и механики, уехали в «американскую империю». Торговая спекуляция произвела коррупцию, а коррупция развратила правительство. «Все это, а также многие другие разлагающие действия, — заметил один из американцев, -— несдержанность, несправедливость, насилие, невежество и деспотизм — все внесенное губительным лидером, вот — истинная причина вашего нынешнего несчастного состояния». Тем временем Америка 1944 года наслаждалась независимостью, «имперским великолепием», умеренностью, правосудием, миром, знанием и свободой.38

Пока все идет хорошо. Америка избрала неограниченный линейный прогресс, в то время как Британия поймалась в ловушку имперской цикличности Старого Света и «подверглась распаду и крушению подобно Баальбеку, Персеполю, Пальмире, Афинам и Риму».39 Однако сами Соединенные Штаты не были защищены от такой критики: каков был соус для гусыни, таков мог быть и для гуся. Так, в 1793 году один британский автор заключил, что американский республиканский эксперимент обречен на неудачу: «Как только Америка станет промышленной страной и страной городов, •— писал он, — должно последовать одно из двух событий: или Штаты должны разделиться, явив недостатки и испытав бедствия республик в таких обстоятельствах, или же они должны обратиться к смешанному правительству, в котором монархия и дворянство смогут объединить и сбалансировать политическую систему».40 Те же самые отношения высказывались в Канаде, где лоялисты в изгнании утешали себя перспективой, что Соединенные Штаты должны будут в конце концов либо самоликвидироваться, либо возвратиться в имперский загон.

Более удивительным, возможно, является факт, что некоторые американцы сами носили в душе ноющие сомнения в будущем своей республики. Движущаяся на Запад экспансия не могла длиться вечно, и возникали опасения, что, как только вся земля будет занята, население начнет набиваться в города. Рост торговли и крупное производство подорвут гражданское достоинство и усилят классовые противоречия. В этих обстоятельствах идеал относительно равноправного, гармоничного, преуспевающего и свободного общества будет невозможно поддержать. В итоге Новый Свет настигнут все те проблемы, которые ныне тревожат Старый. Исчерпав пространство, Соединенные Штаты в конце концов исчерпают время. Среди людей, которых часто посещал этот пессимистический долгосрочный сценарий, был четвертый президент Соединенных Штатов Джеймс Мэдисон. В 1829 году он предсказал, что республика должна будет схватиться с этими проблемами «столетие спустя или чуть больше» — что помещает их прямо вслед за крахом Уолл-стрита в 1929 году и Большой депрессии 1930 года.41

Как оказалось, Соединенные Штаты в XX веке исполнили как оптимистические, так и пессимистические предсказания.

Господствующая идеология продолжала подчеркивать прогресс, политическую свободу, равенство возможностей, веру в технологию и миссию Америки просветить и освободить мир. Но социальные факты индустриализации, городские волнения и расширяющиеся классовые противоречия все имеют явное сходство с опасениями, выраженными Мэдисоном и другими. Результатом было фундаментальное противоречие между идеалом и реальностью в основании американского общественного строя.

Тем временем в Британии конца восемнадцатого столетия важные события эпохи революций оживили милленарианские традиции, которые впали в сон начиная с гражданской войны. Воздух был наполнен апокалиптическими ожиданиями: Французская революция, как в это очень верили, предвещала решающую стадию борьбы против Антихриста. По наблюдениям Джозефа Пристли люди переживали «великие бедствия, каких мир еще никогда не испытывал», и отчаянно нуждались в придании смысла тому, что случилось.42 «Серьезный подход к изучению пророчеств и внимательное наблюдение знаков времени, — писал Джеймс Бикено в 1793 году, — произвели в моем уме сильнейшее убеждение, что полное крушение [sic] папства, окончательное ниспровержение деспотизма, реабилитация евреев и обновление всех вещей — уже близко; и каждый год удивит нас новыми чудесами». Но без водительства пророчеств, заключил он, «все представляется беспорядком».43