Осмысленное, осознанное знание бытия, мира, человеческого существования называется «познание». Подобное понимание познания дает полное основание считать теорию познания, ядром всей философии. Эта часть философии носит также название «эпистемология», но данный термин, пришедший к нам из западной философии, чаще всего употребляется тогда, когда речь идет о научном познании, точнее о познании в области науки как высшем виде познавательной деятельности. Само словосочетание «теория познания», применительно к гносеологии, появилось в середине XIX в.; его ввел в науку шотландский философ Дж. Феррер в 1854 г., хотя учение о познании стало активно разрабатываться в античном мире Гераклитом, Парменидом, Демокритом, Эпикуром, Платоном, Аристотелем и другими греческими мыслителями. Они уже понимали, что ни одна философская система не могла и не может полностью устраниться от теоретико-гносеологических вопросов; и это происходит потому, что теория познания обосновывает решение основного вопроса философии, ибо вне его решения нет самой философии, а без теории познания нет основного вопроса философии. Однако, если вспомним формулировку основного вопроса философии, мы обнаружим, что вопрос о познаваемости мира есть его «другая», «вторая» сторона. Почему же вопрос о познаваемости мира и человека - «вторая» сторона основного вопроса философии? Поясним это. Дело в том, что вопрос о познаваемости мира есть вопрос о содержании наших мыслей, идей, знаний; это прежде всего вопрос об их происхождении, о способности мыслить мир таким, каков он есть, и мы уже знаем (это доказывает последовательный материализм), что «нельзя отделить мышление от материи, которая мыслит», мир как закономерное движение отражается в сознании человека, который определяет свои действия внешним миром, поведением других людей, общественными условиями, где происходит процесс жизнедеятельности социальных существ.

На «вторую» сторону основного вопроса философии: «в состоянии ли наше мышление познать действительный мир, можем ли мы в наших представлениях и понятиях о действительном мире составить верное отражение действительности?» (Ф. Энгельс),

- материалисты отвечают положительно, так как позитивный ответ подразумевается сам собой: признание материального мира первичным по отношению к сознанию влечет за собой признание постижения его в понятиях, категориях, теориях.

Еще древнегреческие материалисты Демокрит и Эпикур были уверены в том, что мир познаваем и что наши знания дают верные сведения об окружающих вещах и событиях. Так, Демокрит исходил из предположения о том, что от материальных тел истекают образы, которые проникают в душу (сознание) и вызывают в ней ощущения. Чувственное восприятие - источник познания, но оно дает лишь «темное» знание. «Светлое» же, более глубокое знание человек получает посредством разума, способности проникать даже в сущность мира, которую составляет единство атомов и пустоты. Таким образом, Демокрит ставил проблему познания, единства чувственного и рационального знания и все эти вопросы решал материалистически. Форма его идей была еще наивной, но в ней уже содержались зародыши объективного истинного знания, которое затем развивали все материалисты. Они верно отмечали сложный характер процесса познания, специфическую роль в нем чувственной и рациональной сторон его. Почти все они были пропагандистами опытного исследования природы, правильно понимая ведущее значение в познании научного эксперимента.

Основой познания, средством связи человека с материальной действительностью являются, по мнению философов - материалистов (Демокрит, Бэкон, Локк, Дидро), ощущения. Они представляют собой образы, копии вещей внешнего мире, т. е. являются почти зеркальной картиной внешнего мира.

Органы чувств человека эти философы уподобляли или восковой доске или чистому листу бумаги, на котором природа оставляет свои отпечатки, набрасывает многокрасочные и причудливо разнообразные картины. Подобный взгляд на роль ощущений в процессе познания отражал и позицию здравого смысла, и уровень науки, знаний тех дней, и его следует расценивать как пассивно-созерцательный. В связи с этим теория познания этого материализма была так названа потому, что созерцательность обнаруживалась в том, что в познании чрезмерно абсолютизировалось значение данных природой органов чувств: зрения, слуха, обоняния и т. д. и одновременно с этим недооценивалась важность мышления, абстрактность познания и поэтому недостаточно анализировали его закономерности.

Правильно признавая, что наши понятия и ощущения есть образы материальных вещей, материалисты XVH—XVIH вв. не могли объяснить принципы развития мышления, не могли также исследовать основы изменения познания, считая его основные методы и формы стабильными, неизменными, константными.

Недостатки и ограниченность механистического материализма в теории познания попытался преодолеть объективный идеализм (Платон, Гегель), который б принципе не отвергает познаваемость мира, истории, культуры. Именно эти философы создали цельную теорию познания, которая восполняет и во многом развивает идеи старого материализма. Так, Гегель, не отрицал познания; у него утвердительный ответ на вопрос о познаваемости мира «подразумевался» сам собой: в действительном мире мы познаем его мыслительное содержание, абсолютную идею, именно то, благодаря чему мир оказывается созданным абсолютным разумом, который находится до мира и создал его. Само собой понятно, что мышление может познать то содержание, которое уже заранее является содержанием мысли. А это означает, что познание не может быть истинным познанием, если оно познает самое себя.

Гегель, следовательно, ограничивал сам процесс познания, несмотря на то, что им широко и всесторонне на идеалистической основе разработана теория познания, которая представляет собой важный шаг в постижении теоретико - гносеологических проблем в мировой философии. Он ограничивал познание мира тем, что, во-первых, признавал существо - вание идеи, разума, духа до существования материи; сущность познания он сводил к познанию, постижению этого разума; во - вторых, в процессе познания, как считал Гегель, обнаруживается особая идеальная область, в которую не может проникнуть наука (этой сферой является религиозно-божественное откровение); в-третьих, признание существования этой божественной сферы, которая находится по ту сторону материального мира, неизбежно сопровождается сомнением в настоящей ценности познания. Познание мира в объективном идеализме переходит в религию, божественное откровение, которое своим венцом в конечном итоге считает не знание, а веру. Путь веры (об этом будем говорить ниже) является другим, параллельным познанию путем, которым можно прийти к постижению, переживанию мира, его эмоционального освоения.

Однако наряду с материалистическим (и объективно - идеалистическим) решением проблемы познаваемости мира существовали и существуют направления, которые оспаривают возможность познания сущности, законов существования и развития мира или, по крайней мере, исчерпывающего его познания. Это направление., которое отрицает возможность познания сути мира или сомневается в его познании, получило название агностицизм (от греч. agnostic - непознаваемый).

Агностицизм нельзя упрощенно понимать как доктрину, отрицающую сам факт существования познания. Познание как способ развития сознания, как процесс получения знания существует в качестве эмпирического факта, с которым человек сталкивается в повседневной жизни, и отрицать этот факт было бы нелепо; представление же об агностицизме как абсурде очень далеко от истины. Речь, следовательно, идет не вообще о познании, а о выяснении его возможностей. Здесь говорится, в первую очередь, о том, что познание собой представляет, чем оно является (см. об этом подробнее: Копнин ГШ. Гносеологические и логические основы науки. М,, 1974.).

Сомнения в возможности познания, достижения истины были высказаны еще на заре человеческого общества. Древнегреческие философы (Карнеад, Пиррон и др.), анализируя способность познания, - указывали на формальную недоказуемость и зависимость познания от различных условий (к примеру, обстоятельств жизни человека, состояния его органов чувств, влияния привычек, традиций в его жизни и т. д.). 8 связи с этим они высказывали мнение, что к вещам надо относиться скептически и по возможности воздерживаться от какого-либо определенного суждения о них; предпочтительно, говорили они, молчать о вещах. Хотя сами скептики о вещах не молчали, не воздерживались от резких суждений в адрес своих оппонентов и писали многочисленные труды, выдвигая доводы в пользу скептицизма.

Рассказывают шутливую историю о Пирроне. Когда он умер, на его могиле, якобы, его оппоненты поставили эпитафию: «Умер ли ты, Пиррон? -"Не знаю!"»

Античный скептицизм, высказывая суждения о характере познания, его сложности, не отрицал существования знания, а высказывал сомнения в возможности познания, указывал на его противоречивость, ограниченность, сложность. В своем историческом развитии скептицизм сыграл и положительную роль, особенно в новое время (Р. Декарт, Ш. Монтень и др.) для борьбы против схоластики, религиозной философии, теологии, бездоказательных суждений.

Но аргументы скептицизма и некоторые его положения были использованы с иной целью Д. Юмом и И. Кантом. Их учения представляют соответственно второй и третий этапы развития агностицизма. Эти философы, абсолютизируя некоторые положения скептиков древности, пришли к агностицизму, для которого уже характерно не робкое сомнение в познании, а дискредитация человеческого знания с целью замены его верой.

В этом отношении характерна позиция Д. Юма, в трудах которого агностицизм получил свое классическое оформление.

Согласно Д. Юму, цель знания - быть руководством для практической ориентировки, а не для познания реальности. \А единственным предметом достоверного знания является математика и ее понятия (число, количество); все другие объекты исследования относятся только к фактам связи, которые не могут быть доказаны логически, а выводятся исключительно из опыта. Но опыт - есть не что иное, как поток впечатлений, он-то и вызывает у нас впечатление, а их причины в принципе непознаваемы. Более того, мы не можем узнать: «Существует ли объективный мир?» Мы знаем, говорит Юм, что существуют впечатления наших чувств («ощущения») и впечатления внутренней деятельности души («рефлексии»). От этих двух видов первоначальных впечатлений зависят идеи памяти и идеи воображения. Ни одна идея не может быть образована без предшествующего ей впечатления.

Никакими доводами, - замечает Юм, - нельзя доказать, чем вызываются восприятия в нашем уме: внешними предметами, собственной энергией ума или другой причиной.

В таком случае возникает вопрос: как, в силу чего люди действуют, чем они руководствуются в своих действиях?

Юм считает, что все это - результат привычки. В ней он видит основание всех заключений, выводов из опыта; в ней он находит мерило и руководство человеческой жизни. Только привычка связывает и ассоциирует единственные идеи, из которых состоит наше восприятие Вселенной, Но как бы ни была могущественна привычка, считает далее Юм, из ее действия никогда не может возникнуть подлинное знание. С точки зрения Юма, здесь возникает следующее: поток впечатлений не хаотичен, не беспорядочен. Все впечатления, представления для нас не равноценны, некоторые объекты представляются нам яркими, живыми, устойчивыми, другие же - нет. Но тем не менее, всего этого вполне достаточно для ориентировки в мире. Однако все же подлинным источником уверенности в мире служит не теоретическое знание, а вера. Как существо теоретизирующее человек несведущ и бессилен, но как существо практическое, действующее - он обладает чувством меры, чувством достаточным для того, чтобы практически действовать с достаточными гарантиями. «Вера, - пишет Юм, - придает знанию больше веса и влияния, благодаря ей все кажется более значительным».

Таким образом, Юм, начав с анализа ощущений и восприятий, пришел к выводу о невозможности познания, о необходимости замены знания привычкой и верой. Он философским анализом стремился умалить знание, поставив на его место привычку и веру.

Мы знаем, что жизненный опыт каждого человека, как и всех людей, подсказывает, что ощущения, восприятия действительно являются источниками наших знаний о внешнем мире. Эта точка зрения здравого смысла. Большинство знаний, которые мы получаем в нашей повседневной жизни или изучая конкретные науки, основаны на ощущениях, чувственных восприятиях. Из этого очевидного факта и исходят материалисты, но этот факт используют также и агностики. В этом конкретном пункте расхождений между ними нет. Расхождения начинаются тогда, когда заходит речь о роли и значении ощущений в познании.

Материалисты в этом случае утверждают (что не противоречит данным опыта, науки): роль ощущений состоит в передаче и переработке сведений, поступающих в мозг человека из внешней среды; ощущения - единственный источник всех наших знаний, непосредственная связь сознания с внешним миром - результат воздействия внешнего мира на наши органы чувств.

Агностики (в частности Юм) отрицают существование материального мира и, следовательно, саму возможность познания, В связи с этим Юм писал: «Люди от природы склонны доверять показаниям органов чувств, но это мнение людей. Оно легко и скоро разрушается скептической философией, которая учит, что нашему уму доступны только образы или восприятия и что наши чувства никогда не будут в состоянии установить между умом и внешним миром какую-либо связь».

Как видно из этого высказывания Юма, для него все познание сводится только к чувственному восприятию и он не может сколько-нибудь убедительно объяснить, каким образом в сознании человека и особенно в системе научных знаний появляются те или иные идеи, понятия, которые не сводятся к восприятиям, чувственным образам и ощущениям.

Агностик сомневается в возможностях истинного знания, ограничивает его верой и привычкой. А эта теория, доведенная до логического конца, полностью дискредитирует человеческое знание внешнего мира, самое познание.

Новую попытку философского обоснования агностицизма предпринял И. Кант. Анализируя современное ему состояние науки, знаний, особенно в математике, физике, он пришел к выводу, что научные знания по своей природе противоречивы. С одной стороны, ученый опирается на наблюдения и эксперимент, но ощущения, которые он при этом получает, дают ему сведения о случайных и быстро сменяющихся объектах и процессах. С другой стороны, наука стремится сформулировать законы, открыть необходимые, устойчивые и постоянные связи в природе. И в связи с этим И. Кант поставил вопрос: откуда же берутся эти необходимые связи, если ощущения могут нам дать сведения о случайном и неустойчивом?

Пытаясь найти решение этой проблемы, Кант пришел и выводу, что существует два вида знаний: 1) априорные, т. е. независящие от опыта и наблюдений, и 2) апостериорные, т. е. зависящие от ощущений, опыта и наблюдений.

В чувственном опыте, считал Кант, отражается не сущность предмета, а явление, а также тот способ, каким они (ощущения) воздействуют на человека. А все то, что находится по ту сторону явления, недоступно восприятию.

Сущность вещи поэтому, согласно Канту, непознаваема, она - «вещь в себе». Природа вещей, следовательно, принципиально недоступна нашему познанию. Более того, знание скорее формируется с помощью априорных форм созерцания, 12 категорий (причинность, необходимость, время, пространство и т. д.), которые не отражают объективный мир, а являются средством или инструментом для упорядочения, систематизации чувственного материала, который получается от ощущений и наблюдений. Но каковы же эти знания?

Кант отвечает, что наши органы чувств дают нам сведения о вещах, но лишь о внешней, видимой стороне вещей, т. е. о явлениях. То, каковы вещи в действительности, мы не знаем и знать не можем, опираясь на чувственное познание. В процессе получения знаний мы получаем знания о видимости, «кажимости», а действительный материальный мир остается недоступным познанию, находится по ту сторону его. В связи с этим Кант писал: «О том, каковы вещи могут быть сами по себе, мы ничего не знаем, а знаем только их явления, т. е. представления, которые они в нас производят, действуя на наши чувств;!- Но откуда в таком случае мы вообще знаем о существовании внешнего мира? На этот вопрос Кант не дал достаточно четкой > и последовательного ответа. Он утверждал, что убеждения и существовании мира покоятся не на знании, а на вере. Он говорил далее, что его цель - расчистить место для религии. Таким образом, Кант, анализируя процесс познания, пришел к тем же выводам, что и Юм: знания необходимо заменить верой.

Теория познания Канта противоречива, она была подвергнута критике как со стороны материалистов, так и со стороны идеалистов. Материалисты критиковали Канта «слева» за уступку агностицизму, признание непознаваемости «вещей в себе», идеалисты критиковали его «справа» - за признание объективно существующих «вещей в себе», т. е. за примыкание к материализму.

Отмечая противоречивость Каитовской гносеологии, немецкий философ Якоби писал: «Войти в философию Канта без "вещи в себе" невозможно. Но и остаться внутри этой философии с "вещью в себе" - нельзя».

Если агностицизм И. Канта в целом есть философская система, демонстрирующая своеобразный симбиоз материализма и идеализма, то в новейших типах агностицизма мы обнаруживаем отказ от признания внешнего мира и его познания; в них урезываются, ограничиваются права разума, науки, знания, а предпочтение отдается интуиции, переживанию, эмоциям, вере. Агностицизм наших дней (некоторые парадигмы неопозитивизма, мистики и т. д.) принижает значение философии как мировоззренческой науки, дезориентирует человека признанием непознаваемого, является источником социального пессимизма.

Можно ли какими-либо аргументами доказать несостоятельность агностицизма? Думается, что правильный ответ на этот вопрос все же следует искать не в теории, не в логически правильно построенных силлогизмах, а в том, что выходит за пределы теории, но прямо и непосредственно с ней связано; этим «другим» теории является человеческий практический опыт, практика. Только она (научный эксперимент, социально-политические действия и т. д.) дает самые последовательные, самые неопровержимые доказательства против основных посылок агностицизма; только практика в своем поступательном историческом шествиипроверяет истинность теорий, доктрин и учений, только она разминает границы познания и дает науке аргументы против сомнения в возможности познания сущности явлений.

Однажды у Гете спросили: «Как познать самого себя?» Он ответил: «Только не путем наблюдения над собой, а отдаваясь (Попробуй исполнить свой долг, и сразу узнаешь себе цену. В чем же долг? В требовании дня». А «требования дня», как всегда, глубоко и основательно практичны: человеку, в первую очередь, необходимы те многочисленные вещи и предметы, которые могут удовлетворить его материальный и духовный «го - под», и человек начинает с практических дел, с признания, что внешний мир материален, в нем объективно существуют «дела» природы и самого человека и что он (человек) может летать этот мир, только действуя с ним - будучи социальны.. Следовательно, познание не безличностный процесс, он имеет своего носителя - познающего субъекта, который направляет свою деятельность на вне его существующий объект. Таким образом, познание в одно и то же время, в одном и том же отношении принадлежит и субъекту, и объекту. Оно одновременно и субъективно, и объективно, и мостом, связывающим его, является предметная человеческая деятельность, где субъект - это познающее, а объест - познаваемое. Вот ими - то как агентами познания и осуществляется этот безграничный и бесконечный процесс раскрытия сущности мира, его законов и многочисленных его проявлений. В связи с этим познание и является процессом оптимистическим по своей основе. Кроме того, познание не имеет и не может иметь, по определению, каких-либо гносеологических запретов, неких табу: мир познаваем. Это и есть основное кредо всех материалистов.

Познание - это духовная деятельность, духовный процесс, совокупность идей о мире, о природе, обществе и самом человеке. По словам И. Бердяева, познание - это «просветление тьмы бытия».

Познание - процесс диалектический, в ходе которого знание о мире все более приближается к нему; данный процесс укоренен в самой жизни человека и человечества.

Однако познание имеет свою альтернативу в понимании. Человек не только познает мир, но и его понимает.