«А в чем, монахи, благородная истина о конце дуккхи? Это полное устранение жажды и полное прекращение жажды, отказ от ее, отречение от ее, освобождение от ее, отпускание ее».

Именно эта истина свидетельствует о религиозном характере буддизма. Что дает нам основания так думать? Известно, что все религии обещают своим последователям избавление от самых мучительных состояний, свойственных человеческому существованию, облегчение страданий и преодоление конечности бытия. В этом отношении буддизм не составляет никакого исключения. Буддийские представления о конечном «освобождении» тоже достаточно радикально отличаются от христианской и мусульманской идей спасения. Буддизм

не признает благодати, а в деле спасения придает сознательным усилиям человека гораздо больший вес, чем какой-либо помощи извне (это касается прежде всего раннего буддизма и тхеравады).

«Ибо сам человек совершает зло, и сам оскверняет себя. Не совершает зла он тоже сам, и сам очищает себя. Чистота и скверна связаны с самим собой. Одному другого не очистить. В небе нет пути, нет отшельника вне нас. Люди находят радость в иллюзиях, татхагаты» [Тат-хагата — один из эпитетов Будды — В. Л.] свободны от иллюзий» («Дхам-мапала» 165, 254).

Как можно заметить, важность собственных усилий отвечает и самой стратегии понимания духкхи: раз духкха есть механизм, запушенный самим человеком, то кто же, если не сам он, может прекратить действие этого механизма?

Верующие разных исповеданий стремятся обрести душевное равновесие в идее бессмертия души, но для буддизма и других индийских религий бессмертная душа — отнюдь не благо, а наоборот — величайшее зло, поскольку бессмертие ассоциируется с сансарой — бесконечными перевоплощениями, которы. мдуша подвержена втечение всего времени существования мира. Бессмертие души в буддизме трактуется как свидетельство приверженности «крайности» этерна-лизма — веры в вечное существование атмана (души).

Поэтому нирвана для буддистов — это не какое-либо состояние бессмертной души, например, блаженство водном из божественных миров, в котором душа, в порядке кармического вознаграждения, может пребывать, пока не исчерпаются ее заслуги. Нирвана не имеет меры в этом мире, ибо ее нельзя описать в привычных человеку понятиях. Единственное, что о ней можно сказать, — это то, что она радикально преобразует весь человеческий опыт, поэтому, оставаясь в пределах сансары, никто не может знать, что ждет его за ее порогом. К сходству трактовки нирваны и высшего состояния в упанишадах, т. е. к апофатической традиции в религии, мы еще вернемся, а пока обратимся к четвертой арийской истине, которая указывает нам путь к этой высшей цели буддийского учения.