Иван Александрович Ильин (1883-1954 гг.) – выдающийся русский философ и религиозный мыслитель. Родился и вырос Иван Александрович Ильин в Москве, учился в московских классических гимназиях, в 1906 году закончил юридический факультет Московского университета.

И. А. Ильина всегда интересовали вопросы философии, еще в студенческие годы он пишет научное исследование об идеальном государстве Платона, рассматривает теорию познания Канта, особое внимание обращает на его “вещь в себе”.

Хотелось бы подчеркнуть, что интерес к исследовательской работе у Ильина формировался под влиянием духовной атмосферы царившей в семье. “У моего деда – писал И. А. Ильин, – философия вырастала из сердца, питалась созерцанием и сливалась с жизнью”.

С детских лет прививались ребенку идеи духовности, постепенно складывалось и крепло сознание, что духовность есть ключ к истинному счастью.

Когда Ильин учился на юридическом факультете, он занимался научной работой на кафедрах энциклопедии права и истории философии права. По окончании университета он был оставлен для подготовки к профессорскому званию, его продолжали интересовать философские вопросы права, исторические предпосылки философии. Вскоре он получил приглашение читать лекции по истории философии права на Высших женских юридических курсах. Это было начало долгой педагогической деятельности ученого вплоть до 1922 года, когда его выслали из России.

В личности этого удивительного человека сочетался талант юриста и дар философа. И где бы ни работал Ильин: Московский университет, Московский коммерческий институт, Высший музыкально-педагогический институт, Философский исследовательский институт, его приходили слушать студенты и преподаватели в переполненных аудиториях с интересом внимая каждое слово.

Защитив диссертацию “Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека”, Ильин получил две степени – магистра и доктора государственных наук. Политические и идеологические взгляды Ильина не устраивали большевистское правительство, его несколько раз арестовывали, его дело рассматривалось на московском революционном трибунале, повезло, что обвинение не было оснований доказать. В 1922 году Ильин пожизненно изгоняется из России за “непризнание советской власти”. Начались тяжелые годы эмиграции, постоянная боль за Россию, в сердце любовь к родине, глубокая вера в ее лучшее будущее.

В течение одиннадцати лет И. А. Ильин – профессор Русского научного института в Германии. За годы эмиграции, чтобы представить глубину эрудиции ученого и широту его научных интересов, достаточно назвать прочитанные им курсы лекций – это энциклопедия права, история этических учений, методология юридических наук, система этики, введение в философию, введение в эстетику, история греческой философии, философия немецкого идеализма, логика, философия религии, учение о правосознании, философия Гегеля, религиозные идеи восточного православия, о духовных причинах революции в России, современная русская изящная литература, сущность и судьба коммунизма, о формах государственного устройства, основы советского государства. В 1924 году его избирают членом-корреспондентом Славянского института при Лондонском университете.

Стараясь осмыслить российские события, ученый приходит к выводу, “что кризис приведший Россию к порабощению, унижению, мученичеству и вымиранию”, был не только “политический и не только хозяйственный, а духовный”.

Следует особо отметить великолепное лекторское мастерство ученого, отмеченное П. Б. Струве, как значительное явление русской образованности.

В 1938 году преследуемый нацистской Германией, И. А. Ильин уезжает в Швейцарию, продолжая заниматься научной деятельностью и писать книги. “И мое единственное утешение вот в чем: если мои книги нужны России, то Господь убережет их от гибели: а если они не нужны ни Богу, ни России, то они не нужны и мне самому. Ибо я живу только для России”.1

Большую историческую ценность представляет исследование философии Г. Гегеля. Наряду с известными направлениями философии Гегеля, Ильин отмечает в его теории органическую конкретность, интуитивизм, иррационализм, метафизику и глубокий драматизм. И. А. Ильин – является проводником философии православия в западной философской культуре. Многие работы Ильина посвящены философии религии: “Религиозный смысл философии. Три речи” (1924 г.), “О сопротивлении злу силою” (1925 г.), “Путь духовного обновления” (1935 г.), “Основы христианской культуры” (1937 г.), “Аксиомы религиозного опыта” (в 2-х томах, 1953 г.), “Путь к очевидности” (1957 г.), “Поющее сердце. Книга тихих созерцаний” (1958 г.).

В работе “Путь к очевидности” Ильин излагает свое видение учения об очевидности, искренне убеждая, что его время ни в чем не нуждается так остро как в духовности.

В центре философских построений Ильина находится учение об очевидности. Считая очевидность сферой гносеологии, философ связывает очевидность с работой сознания в целом; обладающего “даром созерцания и притом многообразного созерцания, способности к вчувствованию, глубокого чувства ответственности, искусства творческого сомнения и вопрошания, упорной воли к окончательному удостоверению и живой любви к предмету”.

“Религиозный опыт открывает особое видение мира, согласно которому самая ткань мироздания во всей его сопринадлежности, многожизненности, закономерности и динамичности – есть великое Божие Чудо, – подлинно-сущее, а в своем происхождении и в своих главных основах необъяснимое, премудро устроенное и Богу покорное”.1

Познание истины осуществляется через опыт очевидности, Ильин считает, что очевидность дается человеку совсем не в одном только теоретическом мышлении. Она переживается в религии иначе, чем в науке; она слагается в искусстве на других путях, чем в нравственной жизни; да и в различных науках акт очевидности имеет различное строение (напр., в логике, в математике, в химии, в астрономии, в истории, в юриспруденции, в филологии). Философ, не выносивший духовной культуры и не работавший в качестве исследователя ни в одной науке, а может быть, вообще отрицающий акт очевидности, – неприемлем и невыносим в качестве гносеолога. Ибо акт очевидности требует от исследователя дара созерцания, и притом многообразного созерцания, способности к вчувствованию, глубокого чувства ответственности, искусства творческого сомнения вопрошания, упорной воли к окончательному удостоверению и живой любви к предмету. Философ должен воспитать себя к духовной очевидности.

Ильин, продолжая традиции русских философов выделяет практические запросы жизни, задачи духовного становления личности. Философ рассматривает естественнонаучное и религиозное осмысление чуда. Есть множество естественных сил, причин и явлений нам неизвестных и человек их воспринимает как чудо “Чудо есть нечто подлинно-сущее, вправду совершившееся, объективно-достоверное, – значит, не “слух”, не “фантазия”, не “иллюзия” и не “галлюцинация”. Это достоверный факт, состоявшийся в ткани мира и в контексте природы. Но событие это никаким действиям известных нам естественных сил необъяснимо. Чудо есть подлинное проявление этих сверхъестественных сил”.1

И. А. Ильин считал, что для раскрытия полноты содержания духовного явления недостаточно рассудочной разумности, что истинное бытие предмета не укладывается целиком в возможности человеческого ума, хотя бы и доведенные до высших степеней совершенства. В познании Ильин предпочитает метод созерцающей дедукции, опытное описание исследуемого предмета или явления.

Рассматривая вопрос соотношения веры и знания, Ильин признает их единство в дополнении одного другим. Он пишет, если заглянуть в человеческую душу, тем скорее мы убедимся, что человек без веры вообще не может жить; ибо вера есть не что иное, как главное и ведущее тяготение человека, определяющее его жизнь, его воззрения, его стремления и поступки.

“Настоящий ученый знает, доколе простирается его знание; и потому он духовно скромен. Он ищет и пытается доказать; он всегда добивается максимальной достоверности и доказательности, ясности и точности; но именно поэтому он знает, сколь трудно это дается; и всегда помнит, что полной достоверности у науки нет. Он всегда помнит, сколь ограничен объем того, что “уже познано”, и сколь сравнительно невелика сила и компетентность научной мысли; ибо поистине мысль есть только одна из способностей человека, наряду с другими; а научная мысль нуждается в опыте, для которого необходимо чувственно воспринимать, ощущать, чувствовать, желать, воображать, созерцать и совершать поступки. Настоящий ученый понимает все это и не переоценивает ни отвлеченную мысль, ни науку в целом. Вот почему он не верит в отвлеченные схемы и мертвые формулы и хранит в себе живое ощущение глубокого, таинственного и священного. Этим и объясняется то обстоятельство, что среди настоящих и великих ученых многие питали и питают живую веру в Бога: их взор не ослеплялся тем, что уже познано и добыто, но оставался прикованным к тайнам мироздания и к скрытым в них богатствам; а созерцание этих тайн пробуждало в них тот внутренний, духовный опыт, от которого родится религиозное настроение и “верующая” вера. Так, истинная ученость не уводит от Бога, а ведет к Нему”.1

“Поэтому, знание и вера совсем не исключают друг друга. С одной стороны, потому что положительная наука, если она стоит на высоте, не преувеличивает ни своего объема, ни своей достоверности и совсем не пытается судить о предметах веры; она не судит о них ни положительно (“есть Бог”, “жизнь человека имеет высший, священный смысл” и т. п.), ни отрицательно (“Бога нет”, “человек не выше обезьяны” и т. п.). Ее граница – чувственный опыт; ее метод – объяснить все явления естественными законами и стараться доказать каждое свое суждение. Она держится за этот опыт и за этот метод, отнюдь не утверждая, что они всеобъемлющи и исчерпывающи, и отнюдь не отрицая того, что можно достигнуть истины в другой области при помощи другого опыта и другого метода.

С другой стороны, настоящая вера вырастает именно из этого другого опыта и идет своим особым путем (методом), отнюдь не вторгаясь в научную область, не вытесняя и не заменяя ее.

Внутренний, духовный опыт и есть истинный источник и истинная область веры, религии и всей духовной культуры вообще.

“Духовный опыт делает человека духовной личностью, с неразложимым, священным центром, с индивидуальным характером, со способностью духовно творить и наполнять духом общественную жизнь, свободу, семью, родину, государство, частную собственность, науку и искусство. Потому что последняя основа всего этого, творческий первоисточник всей духовной культуры есть Божественное в нас, даруемое нам в откровении живым и благим Богом, воспринимаемое нами посредством любви и веры и осуществляемое нами в качестве самого главного и драгоценного в жизни”.1

“И. А. Ильин разработал собственную оригинальную онтологическую и теоретико-познавательную концепцию, рассматривая познание в контексте культуры, видя основной порок современной ему культуры и современного человека в “расколотости”, впротивопоставлении ума серду, разуму, чувству”.2

Ильин допускал, что философия может быть наукой, но “при условии, однако, соблюдения “особого духовно – религиозного опыта и особого описательного художества”. Человек, ступивший на стезю философствования, должен, отдавая полный отчет в своих силах и возможностях, выдержать возлагаемый на себя груз: “ответственность исследователя, волю к предметности и бремя доказательства”. Только сохранив предметную верность, исследователь может придать системный и целостный характер своим философским построениям”.1

Русская философия должна обязательно использовать “русский национальный духовный опыт”. “Если русская философия хочет еще сказать что-нибудь значительное, верное и глубокое русскому народу и человечеству вообще, – после всех пережитых блужданий и крушений, – то она должна прежде всего спросить себя, в чем ее призвание, с каким предметом она имеет дело и каков ее верный путь (метод)? Она должна возжелать ясности, честности и жизненности. Она должна стать убедительным и драгоценным исследованием духа и духовности”.2

Философское познание Ильин связывает с потребностью человека в духовном обновлении и возрождении. Ильин уверен, что, если даже духовное достояние будет незначительно, пусть будет подобно искре, “но в искре есть уже сила искренности, ибо искра есть пылинка вечного, божественного пламени”.

Хочется подчеркнуть особое мнение ученого на предмет морали. Ильин считал, что учение о нравственности не может быть результатом академических размышлений, для этого философ должен готовить на практике свой нравственный опыт, то есть быть носителем этого нравственного опыта, высоких духовных качеств личности, раскрывающих понятие совести. Исследование проблем нравственности и добродетели раскрывается непременно через свой собственный нравственный опыт.

Нравственность не может быть ни постигнута, ни изображена в отвлеченных построениях и спекуляциях... “Нравственное” должно быть реально пережито исследователем. Философ, рассуждающий о любви, о радости, о добродетели, о долге, о добре и зле, о силе воли, о свободе воли, о характере и других подобных предметах по чужим книгам или понаслышке, не познает ничего, он только воображает что-то о каких-то духовных “окаменелостях” или “мумиях”.

Кто хочет написать “этику”, тот должен иметь за собою живой опыт любви, борьбы и страданий; он должен знать, что значит отчаиваться и в отчаянии молиться и, еще, что значит иметь жизненный успех и в успехе соблюдать скромность и смирение; тогда человеку откроется нравственное измерение вещей и людей, и он поймет “предмет этики”.

В постижении прекрасного философу так же недостаточно творческих рассуждений, нужно воспитывать в себе, через художественное созерцание и практическое видение мира, идеалы прекрасного, поэтому “основное правило этого пути гласит так: сначала быть, потом – действовать, считает Ильин, и лишь затем из осуществленного бытия и из соответственного, а может быть и опасного, и даже мучительного делания – философствовать”.

И. А. Ильин считает, что философ должен уметь предметно созерцать и мыслить. “А систематический строй он должен спокойно предоставить самому предмету: если его предмет в самом деле есть “система”, то его философия верно передаст и изобразит ее; но если предмет есть бессвязная совокупность, то это обнаружится и в его предметной философии. Исследующий философ не смеет повеливать предмету; он не смеет и искажать его в своем изображении. Он не смеет предвосхищать и предопределять тот Божий дар, который дает ему для исследования, будь то “мир”, или “природа”, или “история”, или “дух”, или “искусство”. Он не может “указывать” своему предмету; ему не дано “знать заранее” или “знать лучше”; он не призван починять разрывы или несогласованности предмета своими рационалистическими выдумками”.1

Надо честно, ответственно и предметно исследовать, а не выдумывать и не “конструировать”. Надо осуществлять и совершенствовать философский опыт и философское созерцание, а не создавать в дедуктивном порядке выдуманное отвлеченное “здание”. Философ призван переживать свой предмет в его объективной реальности, проверять пережитые им содержания, описывать их и показывать другим людям.

Философия как наука предполагает наличие особого духовно-религиозного опыта и особого описательного художества, считает Ильин. В исследовании следует проявить честность и точность, “помнить свою духовную ответственность перед Всевышним и перед своим народом”.

Философия как наука вырастает из духовного опыта, требует от человека особого духовно-религиозного опыта и особого описательного художества. “Философ поступает правильно и умно, если он принимает на себя ответственность исследователя, волю к предметности и бремя доказательства. Пусть он только не заботится о том, что из этого выйдет: “монизм”, “дуализм” или “плюрализм”, “реализм” или “идеализм”, “рационализм” или “интуитивизм”... ибо дело не в этом, а в предметной верности его исследований. Пусть он только требует от себя исследовательской честности и точности и пусть помнит свою духовную ответственность перед Всевышним и перед своим народом”.1

“Философ, желающий успешно исследовать свой предмет, должен реально-опытно переживать его и тем самым осуществлять его. Иначе он не может и не смеет: он должен превратить свою душу и свою жизнь в орган своего предметного опыта. Только ставши сам орудием духа, он сможет испытать и познать сущность духа. А это означает, что профессиональный философ обязуется постоянно и неутомимо работать над очищением своей души”.2

Ильин считает, что философское знание есть результат духовного опыта и одновременно опытного познавательного процесса. “Духовное можно исследовать и понимать только духом; всякая попытка уразуметь его помимо духовного акта – неизбежно сведет его к психологическим банальностям и почти ничего не выражающим констатированиям или не – констатированиям внешнетелесных феноменов”.1

Только религиозный опыт, считает Ильин открывает особое видение мира, “согласно которому самая ткань мироздания во всей его принадлежности, многожизненности, закономерности и динамичности – есть великое Божие Чудо, – подлинно-сущее, а в своем происхождении и в своих главных основах необъяснимое, премудро устроенное и Богу покорное”.

В книге “Путь к очевидности”, Ильина интересует проблема предмета и метода философии. Он приходит к выводу, что истинным предметом философии является начало духа, оно обнаруживает себя в живой и неживой природе, в человеке и его созданиях. Поэтому философское знание считает Ильин, – является результатом соответствующего духовного опыта и опытного познавательного процесса.

И. А. Ильин раскрывает проблемы познания и самопознания в философии. В книге “О сопротивлении злу силою” ученый передает импонирующие ему нравственные ценности. В предисловии к книге И. А. Ильин пишет, что поводом для ее написания послужили “грозные и судьбоносные события, постигшие нашу чудесную и несчастную родину”. За спасение России, за её будущее ответственны “религиозная и государственная мудрость восточного православия и, особенно, русского православия”. Истинным местонахождением добра и зла он объявляет “человеческий душевно-духовный мир”.

Основную задачу философии видел в познании “духовно-предметного” смысла явлений. Считал, что предметный смысл явлений и сущность души, в конечном счете, совпадают; поэтому “философствование” - это “душевно-духовное делание”.

Познание по Ильину (близок к Гуссерлю) состоит из трех актов: опыт, то есть переживание душой иследуемого предмета; “внутреннее взглядывание в сущность внутренно данного содержания” - интуиция, составляющая центральный акт познания; и стадия “аналитического описания и разумнологического раскрытия испытанного и усмотренного содержания”. Ильин говорил о создании новой философии “религиозности и откровения”.

И. А. Ильин не соглашается с Л. Н. Толстым, его философскими взглядами на вопросы морали. Признавая смелость великого писателя, его огромный талант, Ильин не принимает его пророческие идеи. “Он является несомненно одним из замечательнейших носителей словесного акта в XIX веке, – писал Ильин. И тем не менее можно с уверенностью сказать, что если бы он держался в пределах личного и единоличного, а не теоретизировал бы об “общем” и о великих рецептах спасения всех людей от всех зол и пороков, то он не пришел бы к той парадоксальной, нежизненной и противокультурной доктрине, которая называется “толстовством”. С позиций христианского православия Ильин рассматривает философские суждения Л. Н. Толстого.

“Вообще говоря – пишет Ильин, – термины “насилия” и “зла” употребляются им как равнозначные настолько, что самая проблема непротивления “злу насилием” формулируется иногда как проблема непротивления “злу злом” или воздаяния “злом за зло”. Ильин считает, что “зло есть, прежде всего, душевная склонность человека, присущая каждому из нас; как бы – некоторое живущее в нас страстное тяготение к разнузданию зверя, тяготение, всегда стремящееся к расширению своей властности и к полноте захвата”.

И. А. Ильин уверен, что зло можно победить, преодолеть, в процессе духовного воспитания, оказывая злу постоянное сопротивление.

Индивидуальное бытие, складывающееся в определенный духовный строй, опирается на состояние личной духовности. Духовное воспитание человека направлено на овладение истоками живой духовности, расчищает пути для этих чистых струй, обеспечивая их единую и совместную работу. Чувство стыда и долга, искренние порывы совести и правосознания, потребность в красоте и духовном сорадовании ближнему, любовь к Богу и родине – вот те непреходящие жизненные основы, считает Ильин, которым трудоемкая работа сознания дает форму убеждений. Путь к добру осуществляется в процессе овладения духовным опытом человечества. “Можно лишь тогда говорить о духовности человека, когда он добровольно и самодеятельно стремится к объективному совершенству, нуждается в нем, отыскивает его и любит его. Тогда и к жизни он подходит с мерой подлинной божественности: истинности, прекрасности, правоты, любовности, героизма. Одухотворение лишь тогда достигает настоящей силы и цельности, “когда оно несомо полнотою глубокой и искренней любви к совершенству и его живым проявлениям”/1 Отдавая дань признания добру, Ильин считает, что добро есть одухотворенная любовь, зло-слепая сила ненависти. Добро, по самой природе своей религиозно, ибо оно состоит в зрячей и целостной преданности Божественному. Зло, по самому естеству своему, противо-религиозно, ибо оно состоит в слепой, разлагающейся отвращенности от Божественного.

И. А. Ильин задает себе вопросы: “Смеет ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силою и мечом? Смеет ли человек, религиозно приемлющий Бога, его мироздание и свое место в мире, не сопротивляться злу силою и когда необходимо, то и мечом?” Отвечая на поставленные вопросы И. А. Ильин приходит к выводу, что меч и сопротивление злодеям силою не противоречат нравственному сознанию православного христианина, оно всегда является “делом благим, праведным и должным”.

Книга И. А. Ильина “О сопротивлении злу силою” вызывала множество толков и пересудов разного плана. Н. О. Лосский писал, что исследование И. А. Ильина “О сопротивлении злу силою” является ценной работой, в которой автор резко критикует учение Толстого о непротивлении. “Ильин говорит, что Толстой называет всякое обращение к силе в борьбе со злом “насилием” и рассматривает его как попытку “кощунственно” узурпировать божью волю путем вмешательства во внутреннюю жизнь другого лица, которая находится в руках Богах. Ильин начинает конструктивную часть своей книги указанием на то, что не всякое применение силы должно считаться “насилием”, так как это оскорбительный термин, заранее предрешающий исход спора. “Насилием” нужно называть только произвольное, безрассудочное принуждение, исходящее от злой воли или направленное ко злу. В целях предупреждения непоправимых последствий грубой ошибки или дурной страсти человек, стремящийся к добру, должен сначала искать психические и духовные средства для преодоления зла добром. Но если он не имеет в своем распоряжении таких средств, то обязан использовать психическое или физическое принуждение или предупреждение”.1

И. А. Ильин как русский патриот – эмигрант, изгнанный из России, думает о духовном служении русскому народу. В 1927 году он организует издание журнала “Русский колокол”. В первом выпуске И. А. Ильин писал о задачах издательской деятельности: “Русский колокол – есть журнал национальный и патриотический. Его цель – служение самобытной и великой России. Его задача – глубокое и всестороннее обновление духа в русском образованном слое, укрепление русского самосознания и отбор качественных сил. Мы исповедуем родину как священное начало. Мы осуждаем революцию; мы отрицаем социализм и коммунизм; но мы не ищем восстановления дореволюционных порядков. Мы верим в величие новой грядущей России, ею занята наша мысль; ей отдана наша воля. Мы крепко верим в государственную одаренность русского народа и знаем, что Россия восстановится на путях религиозного очищения и самобытного творчества. Мы не связаны ни с какими партиями и организациями. Но мы ищем и знаем единомышленников по всему свету. Мы ждем идейного и волевого отклика от всякой живой души, умеющей ставить Россию выше всего. Да поможет нам Господь!” Ильин убеждал читателей, что “Русский колокол” призван будить национальную волю, звать русских людей к духовному служению и патриотическому деланию. В статье, помещенной в первом номере журнала, И. А. Ильин писал: “Первое, в чем нуждается Россия, есть религиозная и патриотическая, национальная и государственная идея... Мы должны увидеть идеальную Россию, нашу Родину, в ее возможном и грядущем совершенстве. Увидеть священною мечтою нашего сердца и огнем нашей живой воли. И увидеть ее так, и увидеть ее такою, создать те силы, которые осуществят ее...”

Говоря о будущем человечества, Ильин призывает к обязательному обретению Бога, сердечному созерцанию, это позволит создать новую культуру.

Результатом длительной работы философа стало его исследование “Аксиомы религиозного опыта”, изданное в двух томах в 1953 году в Париже. В этой работе И. А. Ильин рассматривает проблемы моральной философии. Понимая всю пагубность и обреченность бездуховности, он видит ее причины в отторжении церкви от народа, уничтожении отеческих святынь, деформировании национальной истории, глумлении над родным языком, потери традиционных культурных основ быта.

Ведущее место в истории русской культуры И. А. Ильин отводил русской религиозной философии, называя ее “убедительным и драгоценным исследованием духа и духовности”, сложившейся на основе самостоятельного и подлинного религиозного опыта. В книге “Аксиомы религиозного опыта”, философ обращается к проблемам религии и духовности, в предисловии он пишет: “религиозному человеку необходимо одухотворять, очищать, укреплять, растить, углублять и образовывать свой духовный опыт, иначе сила естественных потребностей, давление житейских обстоятельств, расчетов, интересов и компромиссов – ослабят, исказят и выродят этот драгоценный опыт и незаметно из поколения в поколение, приведут его к немощи и разложению”.1

Смысл жизни, ее содержание Ильин видит в умении постоянного личного духовного очищения и умудрения. Постигая каждое явление, созерцая его чудный смысл – человек усваивает мудрость, включая ее в свой характер “В свой дух, в своё сердце, в свою волю, в свою молитву. Тогда всё начинает давать человеку свой сокровенный “свет” и “огонь”; и внутренний “огонь” человека усиливается от этого и становится определяющим, ведущим, главным и все охватывающим. Жизнь становится духовным возрастанием и очищением; и огни ее ведут человека к Богу”.2

Усматривая ведущую роль духовного содержания личности, Ильин пишет: “Ум без сердца – мертвец; ум без совести – подлец; ум без воли – глупец; ум без воображения – слепец”. Ведущей идеей ума – разума, созерцающего из сердца, желающего из совести, мыслящего духовно и верующего в Бога, является духовное возрождение. Созерцая жизненную данность, человек должен уметь вчувствоваться в ее сокровенный духовный смысл. “На этом пути художник найдет настоящий “предмет” своего искусства; ученый обретет новый смысл и новый метод познания; воспитатель отыщет ключ к разрешению самых сложных проблем и к пониманию самых утонченных детских натур; моралист вернется к идеям любви, совести и добра; судья разрешит по-новому вопросы вины и наказания; политик найдет новые основы справедливости, свободы, правосознания, закона и правления; в хозяйстве раскроется глубина органически здорового хозяйственного акта.” Этот путь непременно приведет к созданию новой духовной культуры, основанной на ценностях Православия.

И. А. Ильин видит роль искусства в очищении, возвеличивании духовного мира личности, пробуждении души. Потому что художественное творчество позволяет человеку прочувствовать духовный смысл жизни, её священную глубину, её призванность к совершенству. “Каждое лирически-художественное стихотворение Пушкина есть прикровенная молитва. Каждый пейзаж Леветана – зрит тайну, воздыхает, благодарит и славословит. Каждый роман Достоевского – повествует о лучах Божиих и о гибели человека, для них ослепшего”. Благодаря искусству – человеческая душа попадает в новый духовный план бытия, наполняется новым содержанием пробуждающим постоянную жажду высшего, лучшего. Не случайно Василий Великий называл мир “художественным произведением”, “художественного Ума”.

Для приобщения к культуре, восстановления духовности, Ильин обращается к религиозному опыту, его философским аспектам, считая что важно “включить жизнь в религиозный акт и подчинить ее веянию божественной Благодати”.1

Одним из даров Церкви, для духовного пробуждения человека, Ильин считает икону. “Икона есть зримое напоминание о Боге и призыв к Нему, а не сам Бог. Она есть, подобно храму, как бы “дверь Божия”, в которой не следует останавливаться, но через которую следует войти в “пространство духовной молитвы”. Икона не заменяет и не замещает Божественного Предмета, но образно символизирует Его, даруя человеку восприятие “отсутствующего” и незримого, но как бы присутствующего и видимого: чувственное взирание вызывает в душе сердечное созерцание, и дух пробуждается к вниманию и молитве. Взирая на икону молитвенно, человек созерцает то, о чем она говорит и что она раскрывает; он религиозно вчувствуется в эту символизируемую святыню. Перед ним зерцало божественного совершенства, с которым он вступает в своеобразное и драгоценное религиозно-художественное отождествление и, следовательно, в духовное единение. Верующее сердце увереннее находит свое сокровище (Евангелие от Матфея 6:21. Евангелие от Луки 12:12, 31) и возносится”.1

И. А. Ильин считает, что совесть – это глас Божий в душе человека, а не просто субъективное настроение, к которому можно не прислушаться. Само слово “со-весть” означает “со-ведание”, “со-знание” вместе с Богом высшей правды, отступление от которой приводит человека к мучительным переживаниям, мукам совести. Основные проявления духа – сознание и свобода. В сердце сосредотачивается вся внутриличностная жизнь человека. Через дух человеческий проникает в сердце Дух Божий и в нем действует. Сердце является вместилищем веры и религиозной жизни и, наоборот, при их отсутствии сердце может быть источником неверия и всяких греховных состояний: “Из сердца исходят злые помыслы, – говорится в Евангелии, – убийство, прелюбодеяние, любодеяние, кражи, лжесвидетельство, хуления” (Евангелие от Матфея 15:18).

И. А. Ильин приходит к суждению, что “человек с цельной верой совершает свои дела совсем не для того, чтобы “оправдаться” или “спастись”, а потому, что он не может иначе: он творит закон своего боголюбивого сердца и своей совести... Он делает это из целостной веры и из цельной любви”.2

Духовная культура постоянно поддерживается и развивается, питает общественное и личное сознание, в этом И. А. Ильин указывает предназначение университетов, библиотек, музеев, выставок, театров и концертов “светских средоточий духовности”. Ищущие духовность в молитве, познании, содержании, разжигают духовность, делают её достоянием многих. “Дух должен веять на человека отовсюду”, культура должна вести к духовному прозрению, будь-то архитектура, живопись, университетская лекция или драматический театр. “Надпись – “Свет Христов просвещает всех”, начертанная на Московском университете, была верна и мудра”, потому что университет должен быть очагом духовности.

И. А. Ильин сопоставляет духовную и религиозную культуру и подчеркивает, что очищению души, приобщению к высокой духовности служит светская и церковная культура.

Рассматривая национальную культуру, Ильин отмечает, значение духовности не только у отдельного человека, но и у целых народов, складывается национально-однородный духовный акт, обусловленный особенностями истории, культуры, права, языка, вероучений.

Ильин видит основной порок современной ему культуры и современного человека в “расколотости”, в противопоставлении ума сердцу, разума чувству. “Человек, душевно расколотый и нецельный, есть несчастный человек. Если он воспринимает истину, то он не может решить, истина это или нет, ибо он не способен к целостной очевидности... он теряет веру в то, что человеку вообще может быть дана тотальная очевидность. Он не желает признать ее и у других и встречает её иронией и насмешкой”.1

Очищение духовности, божественное пробуждение человека Ильин видит в молитве. “Молитва поднимается на истинную высоту: молится сердце, исполненное любви к Богу; молится созерцание, как интенциональный порыв к Богу; молится разум, отдавший свои лучшие силы на подготовку молитвы; молится инстинкт, как чистая радость Божиим лучам; молится его воля, возносясь и домогаясь осуществления Совершенства. Молящийся, хотя бы на миг, становится “неопалимой купиной”, поглощающей Божий огонь и посылающий свой свет в мир”.1

Рассудок должен научиться “взирать и видеть”, чтобы стать разумом, человек должен прийти к разумной и светлой вере с “совестной волей” и “верующей мыслью”. Через религиозный опыт А. И. Ильин раскрывает философское содержание духовности.