22 апреля 1724 года в скромном кенигсбергском домике, на котором красовалась вывеска седельных дел мастера, родился Иммануил Кант. Домик находился в Седельном переулке, рядом с Зеленым мостом, центром речной торговли Кенигсберга.

В 1740 году Кант становится студентом богословского факультета Кениг-сбергского университета. Это вполне соответствовало мечтам родителей, особенно матери, которую он потерял на тринадцатом году своей жизни. В то время Кенигсбергский университет был средоточием незаурядных ученых, многие из которых славились как глубокие знатоки физико-математических наук. Первым из университетских преподавателей, заинтересовавшим Канта математикой и физикой, был Мартин Кнутцен, который читал философию и математику. О блистательных талантах Кнутцена свидетельствует тот факт, что в возрасте двадцати одного года он получил кафедру логики и метафизики. Кстати, этот незаурядный преподаватель был старше Канта всего лишь на десять лет. Именно Кнутцен заинтересовал своего ученика физикой Ньютона. Историки полагают, что если бы не ранняя смерть талантливого кенигсбергского ученого, немецкая философия могла бы иметь его в числе своих корифеев.

Кант провел на студенческой скамье пять лет, ничем особым не проявив себя. Многие его товарищи думали, что из Канта в лучшем случае выйдет хороший сельский священник. Правда, некоторые сомневались в этом, вспоминая потом, что в конце своей студенческой жизни будущий философ едва ли мог считаться завзятым студентом богословия.

В 1755 году Канту удалось пробиться в Кенигсбергский университет в качестве преподавателя. Для этого ему пришлось защитить три диссертации, точнее, две диссертации, так как первая магистерская диссертация не защищалась, а представлялась, после чего следовал устный экзамен. Чтобы получить право читать лекции, магистр должен был пройти габилитацию, то есть защитить еще одну диссертацию. Ее защита проходила в сентябре 1755 года в форме диспута. Этот диспут принес Канту звание приват-доцента, то есть внештатного преподавателя, труд которого оплачивался не университетом, а студентами. Третья диссертация давала право на занятие должности экстраординарного (сверхштатного) профессора, то есть профессора, лишенного оклада. Последнюю диссертацию Кант защитил в апреле 1756 года.

После 1770 года университетская карьера Канта пошла вверх. Через некоторое время его принимают в состав университетского сената, а в 1786 году избирают ректором университета. Спустя два года переизбирается на второй срок.

Литературная деятельность Канта обычно делится на два главных периода — «докритический» (до 1770 года) и «критический». «Критический» период — это период создания Кантом своей философской системы, названной им «критической философией». Эта система была изложена в трех его главных произведениях: «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума» (1786) и «Критика способности суждения» (1790).

Наиболее капитальным из всех его трудов является «Критика чистого разума». Ссылаясь на пример Коперника, Кант предлагает взглянуть на решение познавательных задач под совершенно новым углом зрения. Почему бы нам, рассуждает он, не представить ситуацию таким образом, что не мы, а предметы мысленного конструирования должны сообразовываться с нашими знаниями, зафиксированными в научных понятиях?

Этот вопрос может показаться обыденному сознанию в высшей степени странным, но не будем спешить изумляться. В данном случае речь идет не о механическом изменении угла зрения и не о мистическом воздействии на вещи в духе балаганного трюкачества, а о принципиально новом видении задач и возможностей научного познания.

Предмет познания для Канта — это не произвольный предмет любопытствующего субъекта, а особая тема научных изысканий, точнее, научно-теоретического познания. «Кант, — писал известный грузинский философ Константин Спиридонова Бакрадзе (1898—1970), — хочет сказать не то, что человек создает природу, объективно существующую, независимую от познающего сознания, а то, что мы знакомы с картиной природы, построенной различными науками, но какова природа сама по себе — этого мы не знаем и никогда не будем знать. Та природа, которую мы знаем, дана в книгах естествоиспытателей, и в первую очередь в «Математических принципах философии природы» Ньютона».

Признавая в качестве неоспоримого факт существования науки, Кант ставит вопрос о рационально-логическом оправдании существующего типа научного знания. При этом он стремится реорганизовать существующие философские теории познания с целью объяснения научных методов познания. Без этой ревизии можно двигаться вперед только наугад. Благодаря же критической переоценке познавательного инструментария науки философская теория познания (гносеология) превращается из теории всякого знания вообще в теорию исключительно научного познания (!), которая устраняется от исследований индивидуальных черт субъекта познания, предоставляя заниматься этим психологии. Так впервые были указаны совершенно новые ориентиры развития философии, отвечающие запросам науки как социального института, который начал конституироваться именно как самостоятельный институт, имеющий высокую практическую ценность, только в Новое время. Этого не замечали многие критики Канта, особенно из числа ортодоксальных философов-марксистов, исповедующих пресловутый «принцип партийности», который позволял легко расправляться с инакомыслящими и тем самым препятствовал не только развитию философской мысли, но и специализированных теоретико-методологических исследований в науке. Впрочем, подобной «близорукостью» грешили не только марксисты, но и их оппоненты из лагеря неокантианцев XIX —XX веков, подозрительно и даже с негодованием относившихся к философскому позитивизму, вернее, к сотрудничеству философии с естествознанием и точными науками с целью взаимовыгодного обмена методологическими идеями и конкретными методами. Это очень важно иметь в виду для адекватного понимания не только революционного новаторства Канта, но и для решения актуальных задач, стоящих перед нынешней философией.

Превознося несомненные философские и научные заслуги Канта, тем не менее нельзя закрывать глаза на его серьезные просчеты, касающиеся фундаментальных проблем теории научного познания. Попытаюсь затронуть некоторые из них.

Кантовская «Критика чистого разума» породила множество толкований и жарких споров. По мнению одних философов, она дает нам совершенно новую теорию сознания. Например, известный немецкий философ К. Л. Рейнгольд (1758—1823) называл кантовскую философию именно теорией сознания. В определенном смысле он был прав, если учитывать, что Кант считается родоначальником так называемой философии субъекта. По мнению других ученых, в «Критике чистого разума» Кант исследует не индивидуальное сознание, а познавательную деятельность определенного вида сознания — естественнонаучного сознания, чье содержание, каковым является научное знание, выражено в напечатанных научных книгах.

Однако были и серьезные противники подобной оценки кантовских заслуг. Например, известный русский религиозный философ С. Л. Франк (1877—1950) в предисловии к русскому изданию знаменитых «Логических исследований» выдающегося немецкого философа Эдмунда Гуссерля (1859—1938) резонно отмечал, что в философии Канта понятия «сознание» (нем. Bewußtsein), «рассудок» (нем. Verstand), «разум» (нем. Vernunft) употребляются в крайне многозначном и плохо выясненном смысле. Поэтому чрезвычайно трудно уловить подлинное значение соответствующих утверждений Канта.

В кантовской интерпретации познание имеет несколько ярусов, один из которых являет собой синтез понятий рассудка с чувственностью (эмпирический уровень познания), а другой — синтез понятий рассудка с идеями разума (теоретический уровень познания). Таким образом, мы имеем две дистинкции — «созерцание / рассудок» и «рассудок / разум».

Рассудочное мышление делается содержательным благодаря созерцанию, но созерцанию не в буквальном смысле слова, а в его философской трактовке — как чувственного опыта. Разумное мышление приобретает свою содержательность более сложным способом, а именно посредством понятий рассудка. Эти понятия, будучи содержательными благодаря созерцанию (чувственному опыту), не могут прямо наполнять содержание идей разума. Но то, что они каким-то загадочным образом придают данным идеям содержательный смысл, является для Канта бесспорным. Однако, чтобы не выдавать желаемое за действительное, он предлагает говорить о содержательном характере идей иносказательно (метафорически) по принципу «как если бы» (нем. als ob), то есть с оттенком гипотетичности.

Надуманность и формализм кантовской дистинкции «рассудок / разум» были отмечены еще его современниками. Так, например, Гегель говорил, что данную дистинкцию можно сохранить только при условии, если рассматривать рассудок как еще неразвитый разум. В XX веке Гуссерль уже совершенно категорично заявит, что понятия «рассудок» и «разум», приемлемые для обыденной речи и литературного языка, являются откровенно мифическими понятиями для науки и философии, от которых следует решительно отказаться.

Действительно, дистинкция «рассудок / разум» мешает Канту видеть философскую и самодостаточную ценность понятия «сознание». «Сознание» рассматривается Кантом не как понятие, охватывающее рассудок и разум, а как понятие, указывающее на одну из функций рассудка. По его мнению, сознание упорядочивает многообразие чувственно данного, позволяя в пределах рассудка образовывать отчетливые понятия. Таким образом, деятельность сознания относится им ко второй ступени познания в целом и к первой ступени деятельности собственно рассудочного мышления (рассудка), когда объект не только уловлен созерцанием (чувственно воспринят), но и осмысленно представлен в нашем умственном поле зрения.

Согласно Канту, мышление базируется на врожденных закономерностях, эксплицируемых (представляемых и уточняемых) формальной логикой. В человеческой психике имеются такие структуры, которые, как магниты, притягивают и как бы всасывают информацию извне. Затем знание из глубинных структур интеллекта выводится во вне с помощью языка. Глубинная структура интеллекта обща всем людям и языкам, но, объективируясь, она облачается в разнообразные языковые формы. Это — явная дань картезианской (декартовской) традиции. Во второй половине XX века подобные идеи лягут в концептуальную основу генеративно-трансформационной лингвистики известного американского ученого Н. Хомского.

Дальнейшее развитие кантовского учения об интеллекте шло по линии превращения понятия «разум» (нем. Vernunft) в понятие «Я» у Фихте и в понятие «дух» (нем. Geist) у Гегеля.

В чем заключается ошибочность кантовской трактовки познающего сознания, а следовательно, и ошибочность всей его теории познания?

Вряд ли стоит отрицать, что деятельность познающего интеллекта имеет сложную структуру, которую условно можно разделить на бессознательную, но целенаправленную деятельность и на деятельность сознания. Однако легко предположить, а психология это подтверждает, что бессознательная и сознательная деятельность имеют свою многоуровневую структуру. Но ведь Канта, как показал Бакрадзе, интересовали не вопросы психологии познания, а вопросы теории научного познания. В этом случае сознание должно оцениваться не с индивидуальной точки зрения, а как общественный феномен. Что это значит?

Это значит, что при конструировании теории научного познания мы должны ориентироваться не на взаимосвязь чувственного и рационального в познании, а на взаимосвязь двух уровней научного познания — эмпирического и теоретического. Почему?

Наука как социальный институт — это не фантастическое существо. Говоря о социальном институте, мы имеем в виду прежде всего определенным способом организованное сообщество, в состав «которого могут входить слепые, глухие и немые люди, но от этого само сообщество не становится ущербным, ибо законы его функционирования не подчиняются индивидуальным человеческим качествам, хотя, разумеется, эти качества нельзя сбрасывать со счетов. Следовательно, главным субъектом научного познания является сама наука, представляемая отдельными людьми, научными коллективами и всем научным сообществом в целом. Из признания этого факта вытекает, что в рамках теории научного познания должны существенно переоцениваться многие из понятий, приложимые к индивидуальным формам познавательной деятельности. Сказанное касается и понятия сознания, когда речь заходит о субъекте познания в указанном выше смысле. Кант этого не мог понять, ибо наука его времени еще была далека от превращения в мощную производительную силу и важный стимул технического прогресса. Поэтому он путался, подчас смешивая чувственное и рациональное х эмпирическим и теоретическим, психологию познания с теорией научного познания. Намного опережая свое время, он не в силах был порвать узы, связывающие его с этим временем. Но, впрочем, это можно сказать о любом из гениальных ученых. Все мы дети своего времени, однако в общем потоке времени, как и в потоке реки, имеются разные по скорости течения. Образно говоря, Канту удалось выплыть на стремнину.