В высшей степени политический характер софистики - это, в сущности, дело логоса и л отологии. Появление политики как таковой, как особой инстанции, не подчиненной никакой другой, более детерминирующей инстанции, - это попросту важнейший эффект критической позиции по отношению к онтологии, к дискурсу "Бытия", произносимому элеатами, и к дискурсу "Природы", исходящему из уст ионийцев. Если мы позволим себе еще более провокационное высказывание, матрица политики софистов - это Трактат о небытии. Если небытия действительно нет, и, значит, только бытие есть, и только оно мыслимо или мыслится, только оно может быть высказано, тогда должно быть достаточно высказать нечто, чтобы это нечто существовало; если я говорю, что "колесницы ездят по морю", тогда колесницы ездят по морю. В конечном счете бытие, как доказывает весь проведенный Горгием анализ и как было прослежено в первой части этой книги, есть не более чем эффект речи. С этого момента становится понятно, что присутствие Бытия, непосредственная данность Природы и свидетельство слова, задача которого - высказать их адекватно, - исчезают все вместе: физика, с которой слово снимает покровы, уступает место политике, которую дискурс создает.

Софисты, мыслители о политике: о логических условиях ее возможности, о ее несводимости к физике, к онтолог ии, к этике. Ценность, которую мы готовы признать за политикой софистов, со всей очевидностью зависит от позиции, которую занимаем мы сами. И даже если сегодня, в отличие от древности, всякий считает себя сторонником демократических убеждений, из софистов тем не менее все еще то делают, начиная с Грота и до последних трудов Финли, первопроходцев на пути, по которому потом пойдет Aufklärung, то, напротив, изображают их - вместе с Круазе Античных демократий и многими знатоками Платона - как демагогов, заслуживающих уничтожения во имя сохранения здоровой демократии, то есть демократии недемагогической. На мой взгляд, очень важно понять, почему нам так трудно позволить себе, чтобы софисты среди других досократиков заняли место мыслителей о политике и о демократии. Завяжем все это в поистине неудо-бообрамляемую последовательность - с тем, чтобы, выражаясь языком особых примет, она была наименее чревата тоталитарной опасностью: (1) есть сфера политического; (2) политическое - это дело, в котором участвуют logos и homologia; (3) homologia есть совпадение, даже лицемерие или омонимия - скорее, чем унисон.