В первый раз в эгом тексте термин "софизм" появляется в контексте истории о лососе с майонезом: "Один несчастный, оплакивая свое бедственное положение, берет двадцать пять флоринов взаймы у богатого друга. В тот же день благодетель обнаруживает его за столиком ресторана перед порцией лосося под майонезом. Он говорит ему с упреком: «Как! Вы одалживаетесь у меня и угощаетесь лососем с майонезом! Вот на что ушли мои деньги! - Я не понимаю, отвечает другой: нет денег - невозможно поесть лосося с майонезом; есть деньги - я не должен есть лосося с майонезом; когда же, в таком случае, я поем лосося с майонезом!»".

При повторном изложении этого примера "софизм" означает "замещение направления хода мысли", зависящее от "извращенного в ответе смысла упрека": "Бедняк защищает себя в том, что он истратил занятые деньги на гурманство, и с кажущейся правомерностью спрашивает, когда ему, наконец, будет позволено поесть лосося. Но это не есть точный ответ на вопрос: его благодетель не упрекает его в том, что он позволил себе есть лосося в тот самый день, когда он взял взаймы деньги, но дает ему понять, что в его положении он вообще не имеет права помышлять о лакомствах. Наш неудавшийся гурман совершенно не считается с единственным возможным смыслом этого упрека; он отвечает, обходя вопрос стороной, как если бы он его плохо понял". Этот "безусловно нелогичный" ответ, продолжает Фрейд, облекается "поразительным образом в личину логики": в более общих категориях, таким образом, софизм - это не-логика, спрятавшаяся под логикой, низводящая логику до статуса "облицовки", "подобия", "фасада", некоего "как бы", "напоказ". Это бессмыслица, принимающая видимость смысла.

Говоря об искажении и разладе между красивой и здоровой видимостью и обманчивой реальностью, Фрейд заново рисует уже знакомую нам картину, один из самых традиционных со времени Платона и Аристотеля портретов софистики; в нем умозаключения софистов, если ограничиться первой главой Софистических опровержений, сравниваются с людьми, которые кажутся красивыми из-за румян, и с предметами, сделанными из свинцового глета, олова или металла цвета желчи. Софистика вводит в игру рьеийоь, примешивает ложь, обман и злонамеренность, лишь бы выдать себя за то, чем она не является, - за логику и мудрость.

Следствие этой таксономии, избирающей в качестве критерия примененную в остроумном выражении "технику", не может не вызывать беспокойства. Действительно, после лосося под майонезом следуют еще два ряда примеров: в первом из них используется техника уже не замещения, но "противосмыслицы"; во втором - "другие ошибки в умозаключении", а точнее, "другие ошибки софистического умозаключения". Очевидно, что лосось под майонезом и два других ряда примеров должны быть перегруппированы под единым началом, и началом этим будут ошибки софистического умозаключения. Необходимо, однако, отметить, что термин "софизм" упоминается только в связи с первой и последней группами примеров; средняя группа и в самом деле преподносит нам затруднение.

Вот как Фрейд приступает к ее изложению: "Это выражение [лосось под майонезом], своим простым противопоставлением направляет нас, должно быть, к другим остроумным выражениям, которые, напротив, откровенно выставляют напоказ противосмыслицу, бессмыслицу и нелепость" (курсив мой - В. К). Пример "самой наичистейшей пробы" тому являет случай со смышленым, но недисциплинированным артиллеристом Итци-1 ом, которому благосклонный начальник дает совет купить пушку, чтобы открыть собственное предприятие. Конечно, "этот весьма комичный совет очевидно является бессмыслицей", но "аналогичная духовная бессмыслица не лишена смысла": "она согласуется с глупостью Итцига, и заставляет его дотронуться до нее пальцами". Значит, на этот раз уже бессмыслица служит "фасадом" смысла. Поэтому, хотя Фрейд, казалось бы, совершенно естественным образом находит каноническое определение остроумия как "смысла в бессмыслице", теперь само оно может быть подвергнуто двусмысленному прочтению как инверсия и одновременно как своего рода софизм.

В этой первой таксономии Фрейд подхватывает все самые традиционные элементы, служащие к обесценению софистики, кроме одного искажения, так как оно совпадает с появлением софизма среди остроумных выражений: природа его такова, что речь может идти, по крайней мере во второй группе примеров, скорее об элементе смысла в бессмыслице, чем об элементе бессмыслицы в смысле. Анализ второй таксономии позволит, пусть все еше нерешительно, вступить на этот новый путь.