Научное познание в нашу эпоху становится все более массовым занятием; оно утрачивает черты таинственности и обретает характер рациональной методической деятельности, связанной с выдвижением и проверкой гипотез на основе экспериментов. Научное знание можно считать своеобразным капиталом, обеспечивающим сферы экономики и политики, инвестируемым в технику и производство. Сами ученые также ничем не напоминают древних магов или беспокойных алхимиков, выпытывавших у природы ее «последние тайны». Дифференциация и кооперация научного труда сделала ученых специалистами в частных вопросах, и сегодня многие из них знают о развитии смежных дисциплин исключительно из газет и популярных журналов. Наука сегодня — самая грозная и могущественная сила на Земле. Можно ужасаться при виде того, как ее открытия используются в военных и промышленных целях, создают угрозу существованию всего живого, однако никакое другое знание не способно решать те задачи, которые требуются для выживания человечества. Если раньше научное познание не было столь тесно связано с материальным производством, то сегодня наверное нет ни одного вопроса, который решался бы без соответствующих научных разработок и анализа. Вместе с тем, при всей своей эффективности наука наталкивается на определенные границы. «Мы чувствуем, — писал виднейший представитель философии науки XX в. Л. Витгенштейн, — что если бы даже были получены ответы на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы совсем не были бы затронуты этим»[8].

Действительно, проблемы этики, религии, искусства, жизни не разрешимы научным путем. Это связано не с исторической, а с принципиальной ограниченностью научного знания. Моральные проблемы ставятся и решаются при условии допущения некоторых абсолютных ценностей и идеалов, которые не осуществимы в чистом и абсолютном виде, но которые выступают в качестве масштабов оценки наших дел и поступков. Как правило, люди всегда остаются недовольными результатами своей деятельности, считают, что они еще не достигли идеала. При этом речь идет не о соответствии объективному положению дел, как в научном познании. Можно смириться с тем, если скажут, что вы плохой ученый, но не с тем, если скажут, что вы плохой человек, даже если вы совершили плохой поступок. В ответ нельзя сказать «я знаю». То, что простительно в сфере умения и знания, непростительно в сфере этического или религиозного.

Приведенный пример обнаруживает различие и взаимную дополняемость проблем науки и этики, ни одна из них не исключает другую; сферы истинного, прекрасного и должного и соответствующие им знания сохраняют свою самостоятельность в целостном мире человека. Именно это обстоятельство актуализирует философское исследование науки. Ее развитие привело к гордому сознанию, что наука не нуждается в философии, ибо сама справляется со своими собственными проблемами. Действительно, научные проблемы может решить только наука, а не философия или религия. Но есть такие смысложизненные трудности, где наука непригодна: если «по-научному» подойти к проблеме неразде


ленной любви, то можно найти ее причину (хотя бывает и так, что ни внешность, ни ум, ни хорошие манеры, ни деловитость не помогают завоевать благосклонность в любви), однако это не дает даже утешения. Так же в самом научном исследовании используются такие знания, которые по своей природе не являются научными. Например, здравый смысл, исторические и культурные традиции, социальные и этические нормы, эстетические вкусы — перечисленные качества уже должны быть у ученого, отбирающего, оценивающего, понимающего и объясняющего явления окружающего мира. Идея науки является продуктом совместного осмысления теоретиков и практиков, ученых и философов, политиков и общественности. В качестве результата такого осмысления ниже приведены характерные черты научного знания.

• Научное познание обладает чертами всеобщности и необходимости, системности и упорядоченности. Это отличает его от обыденного знания, представляющего свод эмпирических и жизненно-практических сведений. Оно удовлетворяет требованиям проверяемости и опровергаемое™, логической обоснованности и экспериментальной реализуемости, что отличает его от философско-мировоззренческих и религиозно-художественных взглядов. Стержнем науки является идея объективной истины, понимаемая как соответствие знания объективным законам.

• Наука универсальна по своему духу, она доступными ей средствами и методами стремится познать самые различные предметы и явления. Вполне научными могут быть исследования религии, философии, искусства. Однако наука об искусстве (искусствоведение) и искусство, наука о религии (например история или психология) и религия при этом не совпадают. Науке вместе с тенденцией специализации и дифференциации также присуще стремление к единству, выражающееся в интеграции и взаимодействии различных дисциплин.

• Научное знание опирается на систему принципов и категорий, описывающих мир в единстве диахронического и синхронического, случайного и необходимого, прерывного и непрерывного, качественного и количественного и т. д. В своем непрестанном поиске новых теорий наука нуждается в пересмотре сложившегося знания вплоть до собственных оснований. Особенно в периоды научных революций возникает острая необходимость в изменении стандартных представлений о пространстве и времени, закономерности и причинности и т. п. Для изменения принципов недостаточно методов эмпирической проверки и логического доказательства, так как данные процедуры опираются на некоторые общие положения, сами нуждающиеся в пересмотре. Поэтому пионеры науки свои мировоззренческие взгляды формируют нередко в ходе осмысления авангардных практик в искусстве, этических, философских и даже религиозных доктрин. Например, оригинальная философия современной науки американского исследователя Ф. Капра «Физика Дао» построена из разнообразных культурных достижений, включающих концепции элементарных частиц и полей в физике и психологии, в индийской и китайской философии.

• Наука отличается от религиозной веры большей свободой научного поиска, верой в разум, стремлением объяснить мир, не прибегая к чуду, словом, всем тем, что ученые называют «организованным скептицизмом». Он распространяется не только на религиозные догматы, но и на идеологические, политические, сословные табу и другие запреты, ограничивающие свободу разума. При этом наука не только не свободна от ценностей, но активно формирует их в рамках профессионального сообщества, открытого для дискуссий и критической рефлексии. Занятия наукой требуют беспристрастности, честности и мужества. Поэтому сознание ученого не сводится к актам расчета и проверки, а характеризуется сложными эмоционально-волевыми действиями, включая любовь к истине, веру в безусловную ценность знания.

Наука — форма знания, социальный институт и одновременно форма жизни занимающихся ею людей. Это обстоятельство определяет недостаточность чисто логических или эмпирических критериев добываемого в ней знания. Как показывает практика, заблуждения в науке могут вызываться деформированными социальными структурами, порождающими жажду власти, репрессивное отношение ко всему неупорядоченному, приверженность узким идеологическим догмам. Нормальная наука возможна в здоровом обществе, где она служит не группе лиц, узурпировавших власть, не военному или промышленному ведомствам, а свободной общественности, которая контролирует применение знания в интересах выживания и процветания людей. Современная профессиональная подготовка научных и технических специалистов должна включать гуманитарные знания, необходимые для выбора таких ценностных ориентации, которые соответствовали бы культурным традициям человечества, способствовали возрождению и развитию России.

Специфика научного познания раскрывается на примере соотношения теории и опыта. Обыденное и практическое знание нередко понимают как чисто эмпирическое и на этом основании определяют науку как продолжение здравого смысла. Такое сближение не оправданно, так как наука иногда должна оцениваться с точки зрения здра


вого смысла и практической целесообразности. Поэтому следует сохранять их самостоятельность и независимость от подчинения науке. Сегодня даже религия ближе к обыденной вере и надеждам людей, чем современные теоретические представления. Действительно, идеализированные теоретические модели современных ученых поражают даже при сравнении их с образами причудливых и грозных богов древности. При этом возникает закономерный вопрос: чем же научные гипотезы отличаются от религиозных представлений и художественно-поэтического воображения? Их отличие заключается в том, что наука строит абстрактные объекты и теоретические модели с учетом жесткой эмпирической проверяемости и логической непротиворечивости. Кроме того, в науке действуют критерии простоты, нетривиальности, системности и т. п. Все это предполагает весьма тонкие и разветвленные связи между теорией и опытом. Собственно, разделение и связь эмпирического и теоретического уровней и составляет особенность научного знания.

Если обратиться к физике Аристотеля, то можно заметить, что ее исходные положения были не чем иным, как эмпирическими обобщениями: тело движется под воздействием силы, движение зависит от приложенной к телу силы и сопротивления среды. Подлинно теоретические положения в физику вводятся Г. Галилеем и И. Ньютоном: из нескольких аксиом об идеальных объектах посредством высказываний, описывающих процедуры реализации этих объектов в экспериментальных условиях, выводятся разнообразные возможные эмпирические следствия, описывающие поведение движущегося тела. Метод науки — это единство анализа и синтеза. Сначала ученый выделяет в сложном феномене движения некоторые логически исходные «простые аксиомы». Например: «Если на тело не действует сила, то оно или покоится, или находится в состоянии равномерного прямолинейного движения». Затем выявляются условия, при которых осуществляется реальное движение: сопротивление воздуха, трение и т. п. Наконец, устанавливается количественная зависимость между телом, движущимся в идеальных условиях, и «мешающими факторами». Так, разлагая сложное на простое и математически складывая простое в сложное, наука достигает точных вычислений и предсказаний.

Прежде чем обсуждать проблему методов получения научного познания, целесообразно охарактеризовать диалектику анализа и синтеза, абстрактного и конкретного, качественного и количественного, особенного и всеобщего, формального и содержательного и т. п. Диалектика, зародившаяся как искусство спора и полемики, как способ отыскать истину на путях соединения противоположных суждений, становится в XIX в. во многом благодаря усилиям немецкого мыслителя Гегеля общефилософским методом, ориентированным на всеобщую взаимосвязь и развитие понятий. Диалектика противоположна догматизму, который допускает абсолютные и неизменные основания мира и стремится к созданию законченной теоретической системы, а также софистике, которая исходит из относительности и неопределенности всего сущего. Гегелевская диалектическая логика пластично соединяет изменчивость и устойчивость, отрицание и сохранение, а также раскрывает взаимосвязь субъективного и объективного, внешнего и внутреннего, случайного и необходимого и т. п.

При раскрытии диалектики как философской методологии следует отметить опасность превращения ее в некий абсолютный метод, пригодный для решения любых, в том числе и конкретных проблем. Различия добра и зла, истины и заблуждения, свободы и необходимости не являются абсолютными и каждая из перечисленных категорий определяется через свою противоположность, вместе с тем отсюда не следует, что добро переходит в зло, истина в заблуждение, а свобода в необходимость. Диалектика указывает на взаимосвязь и взаимозависимость данных понятий. Но раскрытие меры и конкретной формы реальных взаимосвязей — это задача специального исследования. Диалектика выполняет методологическую, ориентирующую функцию, но не дает готовых рецептов познания и действия, которые связаны с учетом реальных исторических обстоятельств.

Для диалектики прежде всего характерно единство методов анализа и синтеза. Процедуры анализа образуют исходный пункт познания и являются переходом от нерасчлененного, синкретичного восприятия мира к выявлению его строения — целого и части, системы и структуры, элементов и отношений, причин и следствий, целей и функций и т. п. Наиболее типичным примером анализа является разделение животных на классы и виды в биологии. Синтез — это своеобразная реконструкция, восстановление целого из отдельных частей. Если аналитические методы описания и объяснения редуцируют целое к части, то синтетические процедуры понимания и осмысления, наоборот, стремятся к постижению целостности явлений. Процесс научного познания характеризуется взаимосвязью анализа и синтеза, которая реализуется в ходе специализации и интеграции знания, например как построение сначала частных, а затем более общих теорий.


Диалектика включает в число своих методов также восхождение от абстрактного к конкретному. Оно выражает движение теоретической мысли ко все более полному содержательному изображению предмета. Абстрактное познание часто характеризуют как рассудочное и формальное, ибо оно связано с поисками общих определений, отвлекающихся от частностей и выделяющих существенное. Этот необходимый прием мысли дополняется синтезом абстракций, способствующим конкретному определению предмета. Например, в механике движение разделяется на отдельные параметры (сила, инерция, трение, сопротивление и т. п.), которые затем связываются в уравнениях, позволяющих рассчитать движение тел. Конкретное в диалектике определяется как система различных абстрактных формулировок и понятий и квалифицируется как синтетическая деятельность разума, дополняющего формальный рассудочный анализ.

Аналогичным образом диалектика показывает взаимосвязь качественного и количественного, единичного и всеобщего, исторического и логического. Необходимо отметить важное значение диалектики для теоретического познания, состоящее в том, что она способствует преодолению замкнутости понятийных систем и стимулирует их рост и развитие посредством ассимиляции конкретных эмпирических данных и синтеза абстрактных понятий.

Взаимосвязи и переплетения теоретического и эмпирического в научном познании имеют разносторонний характер. Поэтому любая попытка одностороннего понимания науки в духе узкого эмпиризма или теоретизма приводит лишь к тому, что изгнанные как несостоятельные элементы теоретического или эмпирического проникают в другое место. Действительно, анализ эмпирического базиса, фактов, которые учеными и философами эмпиристской ориентации считаются надежной основой науки, абсолютными истинами, непосредственно констатирующими «саму реальность», обнаруживает, что на самом деле факты являются очень сложными по своему составу компонентами знания.

Во-первых, факты не случайные, а специально отобранные «существенные» явления. Во-вторых, чувственно наблюдаемые события описываются, обобщаются и интерпретируются. Стало быть, их нельзя считать непосредственными констатациями того, что есть «на самом деле». В-третьих, факты — это дело рук ученого, использующего не только теоретические положения, но и эксперименты и приборы для наблюдения фактов. На основании теоретической «нагруженности» наблюдений и измерений было бы неосмотрительно утверждать, что факты не являются основой современной науки. На самом деле они подтверждают реализуемость теории. Экспериментальные и технические устройства, воплощенные на практике, свидетельствуют об истинности теорий, благодаря которым они были спроектированы. Конечно, полная реализация идеальных объектов и теоретических моделей неосуществима, однако создаются, хотя и искусственные, но реальные условия их исполнения. Поведение объектов в условиях эксперимента может варьироваться и контролироваться, рассчитываться и предсказываться в форме математических моделей, таблиц, графиков, формул и т. п.

Построение научной теории проходит ряд этапов. На базе эмпирических данных осуществляется их классификация, обобщение, логическая и математическая обработка. Теоретик стремится разделить эмпирические обобщения на основные и производные, построить логически взаимосвязанную систему, состоящую из гипотетических и опытно проверяемых высказываний. Необходимость объяснения фактов заставляет прибегать к гипотезам более глубокого, нежели эмпирический, уровня, отражающего причинно-следственные, существенные и необходимые связи. Для этого строятся теоретические модели глубинных процессов, опирающиеся на систему абстрактных и идеализированных объектов.

Наиболее существенным этапом построения теории следует считать разделение совокупности относящихся к изучаемой предметной области высказываний на теоретический и эмпирический уровни. Теоретическая схема репрезентирует корреляции абстрактных объектов, выражаемые в форме уравнений, «х» и «у» которых соответствуют каким-либо понятиям, например «массе», «силе» и т. п.

Математические уравнения описывают взаимосвязи теоретических объектов и выступают основой процедур измерения. Важным моментом данного этапа развития теории является соотнесение эмпирически наблюдаемых и теоретических объектов на основе так называемых операциональных определений, отражающих процедуры реализации объектов теории в экспериментальных ситуациях. Если наглядно представить теоретический язык как иностранный, а эмпирический — как русский, то «операциональные определения» выступают в роли «словаря». Например, в высказывании «температура тела пропорциональна кинетической энергии молекул» связываются вместе теоретический и эмпирический термины и одновременно описывается процедура измерения температуры термометром.

В дальнейшем теория подлежит процедурам аксиоматизации и формализации. В ходе аксиоматизации анализируются теоретические вы


оказывания и среди них выявляются более фундаментальные, восстанавливаются скрытые допущения и вводятся необходимые для логического вывода аксиомы и постулаты, а также выполняются логические требования полноты, непротиворечивости, разрешимости, независимости и простоты для исходных положений теории. Формализация представляет собой отвлечение от содержательного значения теоретических высказываний и построение логико-математической модели. При этом выявляется общность содержательно различных теорий, уточняется язык теории, который функционирует как исчисление.

В целом научная теория представляет собой систему знаний, которая удовлетворяет требованиям непротиворечивости, логической согласованности, простоты, которая выполняет функции описания, обобщения, объяснения и предсказания, способствует интеграции знаний. Это достигается посредством различения и согласования содержательно-понятийной, теоретической и эмпирической подструктур науки. Положения теоретического уровня науки не имеют наглядной и эмпирической интерпретации, а получают ее благодаря логической связи с другими эмпирически проверяемыми высказываниями, образующими проверочную основу теории, эмпирический базис которой описывает данные наблюдения и измерения. Естественно, что при этом могут быть построены самые разные гипотетические конструкции, более или менее эффективно объясняющие предметную область.

Наука, особенно современная, отличается терпимостью к самым необычным гипотезам, но предъявляет к ним достаточно жесткие требования. Прежде всего такие гипотезы должны быть принципиально проверяемыми. Необходимо, чтобы из них посредством «операциональных определений» выводились эмпирические следствия. Так как теоретические высказывания имеют общий характер, для их полного подтверждения необходимо проверить огромное количество фактов. В науке часто удовлетворяются высокой степенью вероятности. В дополнение к проверяемости применяется и критерий принципиальной опровергаемос-ти. Может показаться странным — требовать выдвижения опровергаемых гипотез. Однако К. Поппер — австрийский философ науки, активно работавший в Англии после эмиграции из фашистской Германии, — мотивировал упомянутый критерий тем, что наука развивается и, следовательно, судьба ее теорий — быть опровергнутыми и замененными другими, более совершенными теориями. Смелые предположения и решительные опровержения — так звучит его требование.

Вместе с тем, если внимательно рассмотреть, как в науке происходит проверка и опровержение теорий, то можно убедиться, что данный процесс необычайно сложный и интересный тем, что в ходе его не только отвергаются устаревшие знания, но и формируются новые идеи и гипотезы, которые затем становятся основой принципиально новых теорий. На первый взгляд требование опровергаемости в науке не выполняется: любой ученый защищает свою гипотезу, что проявляется не только в сборе, как правило, подтверждающих данных, но и в наличии целой системы защитных средств, благодаря которым можно сохранить исходную идею даже в том случае, если приводятся отрицательные, опровергающие ее данные. Например, в ответ на негативные факты исследователь может не признавать адекватность отрицательных экспериментальных результатов. Факты вовсе не являются такими уж «упрямыми», как их нередко представляют. Поскольку они зависят от точности приборов, от интерпретации наблюдений, от методов статистической обработки, всегда есть возможность подвергнуть их сомнению. К. Поппер видел в этом проявление догматизма. На самом деле это здоровый консерватизм, способствующий уточнению как теорий, так и фактов. Ведь в случае расхождения теоретических предсказаний и эмпирических данных виновником может оказаться не только теория, но и неправильно установленные данные. Если же факты не вызывают сомнений, то перестройке подлежит теория. Она также проходит несколько этапов — от выдвижения вспомогательных объяснений и изменения некоторых узловых компонентов теоретической модели до полного пересмотра фундаментальных предпосылок. Последнее характерно для научной революции.

Революции в познании — продукт взаимодействия весьма разнообразных факторов. Они могут быть связаны с социальными изменениями, в результате которых меняется статус, мировоззрение и самосознание ученых. Важную роль в развитии науки могут приобретать авангардные движения в культуре, под влиянием которых вырабатываются новые способы видения и понимания мира. Однако воздействие социокультурных факторов на науку становится значимым в том случае, когда в самой науке вызрела кризисная ситуация, когда новые научные факты оказались необъяснимыми ресурсами имеющихся теорий. При таком положении дел приходится пересматривать устоявшиеся теоретические представления о природе, сущности движения, пространства, времени, причинности и т. п. Революционная ситуация в науке оказывается предметом философских размышлений. Чтобы разрешить, напри


мер, критическую ситуацию в физике конца XIX — начала XX в., пришлось переосмыслить многие понятия классической физики, отказаться от так называемых «очевидных» различий между понятиями «тяготение» и «инерция», «тяготение» и «ускорение», «масса» и «энергия», изменить традиционные представления о независимости масштабов измерения пространства и времени от движения.

Революционные ситуации могут складываться не только в естественных науках, но и в социальном и гуманитарном познании. Причем роль субъективного фактора в разрешении подобных кризисов в социогума-нитарных науках гораздо выше, чем в естествознании. Будучи участником жизненного мира данного сообщества, субъект-теоретик разделяет с ним мировоззрение и ценности культуры, в которой он получил образование. Так, например, выступая от имени поколения своих современников, субъект исторического познания стремится пересмотреть предшествующую историю. Тем самым он способствует более полному и всестороннему пониманию исторических событий.