Евразийство представляет собой идейно-философское течение, возникшее в 20-е годы в русской эмиграции. Вождями евразийского движения были Н. С. Трубецкой (1890—1938) П. Н. Савицкий, (1895—1968), Г. Ф. флороиский (1893—19791, П. П. Сувчинский (1892—1985).

Основная задача, решаемая русскими евразийцами, заключается в обосновании концепции «третьего пути» развития России как Евроазиатского континента, особого культурно-географического мира. В евразийском наследии сочетаются и философские, и идеологические элементы, что неизбежно ставит проблему философского статуса евразийской доктрины. Вне контекста русской философии евразийская доктрина не существует, но она может проявляться и как внефилософский ' проект. Об этом говорят и сами работы евразийцев, посвященные истории, географии, этнографии

Идеологически евразийство представляет собой проект возрождения России—Евразии. Этому проекту свойствен утопизм (счастливое обустройство земли русской); критицизм (в основном по отношению к марксизму, «славянофильскому большевизму»), антизападничество (что объединяет его со славянофильской доктриной), основанное на ощущении катастрофы Запада, его неизбежной гибели.

Ведущая идея евразийцев — характеристика российской культуры и государственности как туранско-азиатской, возникшей в результате трудного слияния народов «степи» с народами «леса». По этой причине «особый путь» России уже не связывается со славянством (как у славянофилов), а подчиняется новой парадигме — интегральной Евразии, историко-культурному синтезу Юга (Византия), Востока («Исход к Востоку») и Запада. Таким образом, евразийское пространство — это и территориальное и духовно-культурное объединение; субъектом исторического процесса здесь парадоксатьным образом оказывается территория. Духовное единство новой евразийской общности осуществляется ценностями православия (при этом остается «за скобками» — а захотят ли азиатские народы следовать православию?). «Туран-азиатский» тезис был подвергнут решительной критике И. А. Ильиным, назвавшим его политизированным «чингис-хамством» и упрощенческим «географическим материализмом». Для другою русского мыслителя — Ф. А. Степуна — «азиатский вектор» тождествен антиевропеизму, взращенному славянофилами (ятя самого Степуна Россия — это специфическая Восточная Европа, а не Азия).

Евразийское направление не было однородным, несмотря на общие задачи проекта. Например, Г. Ф. Флоровский вместо евразийских понятий теософии и геоистории вводит принципы духовного творчества, эсхатологичности и всечеловечности. Будучи самым «иеевразийским» евразийцем, он стоит ни точке зрения христоцентричности истории (а не геоцентричности), критикует евразийцев за благодушное отношение к большевизму и за их нечуткость к трагедии Запада, за религиозный релятивизм.

Метафизическим ядром евразийской доктрины является итея синтеза идеологии с рели! ией, выраженная в признании сверхприродного Существа (Абсолюта), обеспечивающего порождение мира, его нормативные и целевые границы. Абсолютное начало (архэ) выступает как социальный императив, авторитарная духовная власть, диктующая «соборное» осуществление истины на земле. Эта «правящая идея» (отличающаяся от божественного провидения на небесах) предопределяет переход от родоплемен-ной общности к евразийскому единству стран и наций. «Верующая философия» (Вл. Н Ильин) и есть прообраз евразийской метафизики, ориентированной на библейскую модель абсолютно то начала и всеобщего смысла национального бытия. Тем самым метафизика становится главным аргументом в новой идеологической доктрине, рационально-теоретическое подчиняется ценностно-практическому. Традиционный онтологический и гносеологический опыт вытесняется из философии на том основании, что новая доктрина России ориентирована не на истину, а на национально-историческое делание. Характерная черта этого делания — идейно-патриотическое единомыслие в понимании ведущей исторической роли России в мире.

Итак, евразийство выступает одновременно в двух противоречивых ипостасях — метафизической и идеологической. Философия тем самым лишается в евразийской доктрине самостоятельности, поскольку нет ничего более несовместимого, чем метафизика и идеология.