Когда Конни затем продвигается далее в будущее, она оказывается в мире, весьма отличном от мира Люсьенте. Это был мир, в котором «все имплантированы». Женщины стали объектами мужского удовлетворения и были биологически так сконструированы, чтобы удовлетворять техническим заданиям мужчин. Голография насилия и порнографии была главной формой развлечения. Воздух был загрязнен, улицы — слишком опасными для прогулок, и люди стали богохульно высокомерными из-за препарата, называемого «Экстаз». Методы мозгового контроля использовались, чтобы изменить поведение и выявить подстрекательство к мятежу. Были значительные классовые различия и враждующие кланы «риши», которые боролись между собой с помощью генетически проектируемых солдат.

Так представляет Пирси альтернативные варианты будущего, каждый из которых появляется как логический вывод из различных тенденций в Америке 1970-х годов — поп-фестиваль постхиппи против Восьмой авеню и Таймс-сквер. Люсьенте уже объяснила это Конни: «Над теми из вашего времени, кто упорно боролся за перемены, часто довлели мифы о неизбежности революции. Но — ничего подобного! Все вещи взаимосвязаны. Мы — единственно возможное будущее. Понимаешь?» «Ваше будущее — всего лишь локальная трудность, — продолжала Люсьенте. — Альтернативные вселенные сосуществуют. Столкновение вероятностей и возможности играют всегда».

Возвратимся к самоуверенности настоящего: 1976 год был «локальной трудностью» и существование будущего-мира Лю-сьенте зависело от «революции слабых», которая, по-видимому, начиналасьвАмерике. Это, оказывается, и было причиной того, что Люсьенте посетила Кони, намереваясь вовлечь ее в борьбу, которая и определит, будет ли когда-либо существовать Люсьенте и ее мир. Поскольку Конни была подвергнута дальнейшей электрошоковой терапии, сражение в ее уме становится все более затуманенным сражением за будущее. Из-за ее помрачений и длительных бессознательных состояний врачи в конце концов удалили ее имплантат. После выздоровления она поняла, что должна действительно присоединиться к борьбе: «война бушевала теперь вне ее тела, вне ее черепа, но враг снова нарушит ее границы, как только начнет дальнейшее наступление. Она была в состоянии войны».

Ее первым и последним актом войны было бросить яд в кофе врачей: «Я убила их. Ибо они — склонны к насилию. Им принадлежат деньги и власть, их яды, которые замедляют ум и притупляют чувство. Им принадлежат силы жизни и смерти. Я убила их. Ибо это — война... Я теперь также мертва. Я знаю это. Но я действительно с ними боролась. Я не стыжусь. Я пыталась».27 Без насильственной революции, без новой «тридцатилетней войны», Таймс-сквер вступил в будущее. Только путем вооруженной борьбы мечта Люсьенте могла стать действительностью. В этом смысле по крайней мере, оглядываясь назад на утопический склад ума конца восемнадцатого столетия, мы видим, сколь блестящим он оказался.

Итак, Пирси представила поляризованную картину будущего, в котором в конце концов должны превалировать либо феминистская утопия, либо женоненавистническая" антиутопия. Война уже шла полным ходом, уже не было места для компромиссов и временем действия теперь были 1970-е годы. Но попытка преобразовать отношения полов, сражение между поп-фестивалем и Таймс-сквер, была достаточна, чтобы ввести в эту область третью силу — ультраправых. Это было чем-то, чего Пирси не предсказала, но предчувствия чего уже в 1965 году содержались у Маргарет Мид, в ее размышлениях о будущем:

Необходимо понять, что радикально новые стили поведения могут породить контрреволюции, которые по своей природе могут быть идеологическими или религиозными. Эти обстоятельства могут вызвать самые интенсивные усилия, чтобы аннулировать результат инноваций в образе жизни. Цель таких контрреволюций, безотносительно к их конкретной форме, могла бы в значительной степени состоять в том, чтобы перенаправить внимание на домашний очаг, ограничить сексуальную свободу и ограничить индивидуальное развитие женщин.28

К концу 1970-х было ясно, что именно такая религиозная и идеологическая контрреволюция усиливалась. И именно на этом фоне Маргарет Этвуд в 1985 году опубликовала свой антиутопический роман «Рассказ служанки» (The Handmaid's Tale).

Книга описывает первые годы «Республики Галаад», пуританской и патриархальной теократии, сосредоточенной в штате Массачусетс, в некотором «ближайшем будущем». Она переносит нас в тоталитарный, женоненавистнический, фундаменталистский мир, лидеры которого переняли у ЦРУ методы подрывной деятельности и дестабилизации, чтобы запустить переворот против американского правительства. В этой ноьой республике сталинистские методы управления сочетаются с буквальными толкованиями Ветхого Завета, шпионы — вездесущи, оппозиция безжалостно подавляется, а женщины приведены в состояние деградации и рабства. Рождаемость снизилась, в значительной мере — в результате всеобщего загрязнения окружающей среды; поэтому за произведение потомства следует премия.

После библейских прецедентов в Книге Бытия мужчины, жены которых не могут забеременеть (это всегда жены, которые являются бесплодными), нанимают служанок, которые функционируют как машины для деторождения. Рассказ ведется от лица одной такой служанки, которая была лишена своей прежней личности и даже имя получила Фредова, что означает «принадлежащая Фреду», своему нынешнему «командиру». Здесь есть также скрытая игра слов: служанки носят красные плащи с белыми крыльями, выполняющими функции как бы паранджи. Фредова жаждет избавиться и от красных одежд, и от всего, что за ними скрывается.

Правители Галаада в классической антиутопической манере создали общество, в котором порядок — выше свободы выбора. Они были как против мира порнографии, так и против мира феминизма, и они осуществили свой собственный вид христианской утопии. На одной из своих тщательно контролируемых прогулок Фредова размышляет о днях перед религиозной революцией:

Женщины тогда не были защищены.

Я вспоминаю правила, правила, которые никогда не разъяснялись, но их знала каждая женщина: не открывайте дверь незнакомцу, даже если он говорит, что он из полиции. Предложите ему пододвинуть под дверь его удостоверение личности. Не останавливайтесь на дороге, чтобы помочь водителю, притворившемуся, что он в беде. Держите двери на запоре. Если кто-то свистит, не оборачивайтесь. Не входите в прачечную ночью...

Теперь мы идем по той же улице, в своих красных парах, и никто из мужчин не кричит на нас, не говорит с нами, не трогает нас. Никто не свистит.

Существует более одного вида свободы, сказала «тетя» Лидия: «свобода для» и «свобода от». Во времена анархии это была «свобода для». Теперь вам предоставляют «свободу от». Не недооценивайте этого.29

«Тети», такие как Лидия, были женщинами, которые обучали служанок, знакомя их с порядками Галаада и требуя дисциплины с помощью электрических хлыстов для рогатого скота. Статус служанок был понижен до статуса коров, чьей функцией было лишь обслуживание быков.

В старом обществе «свобода для» произвела порнорынок, «чувства», движимые наркотиками, и крайнее насилие над женщинами. «Свобода от» была негативной реакцией. «Тетя» Лидня демонстрировала служанкам порнографическое кино 1970— 1980-х годов:

Женщины на коленях, сосущие члены или оружие, женщины связанные, прикованные или с ошейниками на шеях, женщины, подвешенные на деревьях, также вниз головой, голые, с раздвинутыми ногами, женщины изнасилованные, избитые, убитые. Как-то мы должны были смотреть на медленно разрезаемую на куски женщину, на ее отрезанные садовыми ножницами пальцы и груди, ее вскрытый живот и выпущенные кишки.

Оцените альтернативы, сказала «тетя» Лидия. Вы видите, на что это похоже? Это — то, что они действительно тогда думали о женщинах. Ее голос дрожал от негодования.30

У феминисток, которые выступали против таких вещей, объяснила «тетя» Лидия, были некоторые хорошие идеи, но они были неверующими и поддерживали аборты. К тому же они, вообще говоря, были «не женщинами». Используя это обозначение, Этвуд тем самым уходит в прошлое, к Оруэллу, и неявно нападает на организацию так называемых «Истинных женщин» Канады конца 1970-х и начала 1980-х годов, члены которой нападали на порнографию, феминизм, аборты и атеизм как симптомы современного декаданса.

Исключая свободу выбора и обеспечивая безопасность, «Республика Галаад» претендовала на то, что она освоОожда-ет женщин от тяжких забот либерального конкурентного общества. Перед революцией «командир» Фредовой обращает ее внимание на то, что женщины страдали от коллективных оскорблений в ночных клубах и от случайных связей, представляя собой «мясной рынок». Заботясь о своей сексуальной привлекательности, они морили себя голодом, имплантировали себе в груди силикон или изменяли свой облик при помощи пластической хирургии. И когда они выходили замуж, они часто оказывались брошенными своими мужьями и вынужденными самим содержать своих детей. При новом режиме вся эта неопределенность была устранена: браки были упорядочены и женщины получили дружескую поддержку и содействие, чтобы «исполнить свое биологическое предназначение в мире».31

На самом деле эксплуатация женщин в потребительском капиталистическом обществе была использована как оправдание их порабощения в тоталитарной теократии, и поработители изощрялись, становясь столь же лицемерными, как телевизионные проповедники вроде Джимми Сваггарта, который проповедовал пристающим на улице проституткам, грозил огнем и серным озером за грехи порнографии, пользуясь в то же время услугами проституток. У руководителей Галаада был свой тайный клуб, где секс был свободно доступен, а чтобы оправдать свои действия, они апеллировали к сомнительным «законам природы». Все это было составной частью «производительной стратегии природы», объяснял Фредовой ее «командир».32

Одной из центральных целей книги Этвуд было — продемонстрировать опасности приуменьшения или игнорирования подъема в Северной Америке «новых правых». Процесс завоевания власти фундаменталистами был постепенен, тонок и коварен. Появлялись статьи в газетах, но, как бы там ни было, они никогда не казались слишком правдоподобными. Затем, после успешного переворота, газеты стали подвергать цензуре или закрывать, были запущены процессы «выявления остатков прошлого» и закрыты порнорынки. Вскоре женщинам запретили работать, иметь собственность, читать, а также появляться на публике без вуали.