Импульс милленариев получил дальнейшее развитие с Крестовыми походами, которые начались в конце одиннадцатого столетия. Официальные попытки выдворить «неверных» из Святой земли сопровождались неофициальными широкими кампаниями с целью очищения общества у себя дома, в плане подготовки к тысячелетнему царствованию Христа. Основной целью были евреи, которые в течение долгого времени демони-зировались как агенты антихриста. От Йорка в Англии до берегов Рейна тысячи их были убиты. В то время, как основная масса христиан сосредоточилась на обращении евреев, мессианское меньшинство рассматривало их как врагов Бога, которые Kft заслуживали ничего иного, кроме уничтожения. Имели место также шумные обвинения богатых священнослужителей, которые были идентифицированы как фавориты Сатаны. Коррумпированные, самодовольные и богатые, они с этой точки зрения должны были быть изгнаны из церкви, а ценности духовной бедности должны были заменить ценности материального богатства. Тогда и только тогда был бы очищен путь ко Второму пришествию.5

Через все эти спекуляции красной нитью проходит популярный и убедительный миф о «последнем мировом императоре», безупречном рыцаре, который уничтожит все проявления антихриста, освободит Иерусалим от неверующих и устроит христианский Золотой век. Истоки легенды о «последнем императоре» историки находят в Византии. Она была христианизирована в течение четвертого столетия, с преобразованием Римской империи, совершенно согласуясь с новым статусом христианства как религии правителей. Христианский король мог теперь представляться как проводник воли Божьей и пожинать выгоды. Миф, - как оказалось, был бесконечно адаптируемым: он могбыть применен к любому императору, которого вы пожелали избрать, включая и уже умерших. Оказалось, что вера в воскресение «последнего императора» была по крайней мере столь же твердой, как вера в воскресение Христа. В течение первого крестового похода, например, прошли слухи, что Карл Великий, император римский, восстал из мертвых, чтобы возглавить марш на Иерусалим, исполняя как бич неверующих свою божественную судьбу.

Так, к двенадцатому столетию возникла популярная и постоянная милленарианская традиция, характеризуемая самозваными мессиями, свирепым антисемитизмом, гневом мирян, богатством церкви и верой в авторитарную личность, которая установит Золотой век после избавления христианского мира от его внутренних и внешних врагов. Именно в этом контексте мы должны рассматривать мистические писания созерцательного монаха из Центральной Калабрии, человека с лицом — как сухой лист, который преобразовал средневековые концепции будущего и овладел некоторыми из величайших умов последующих поколений. Ричард Львиное Сердце искал его совета, Данте считал его великим пророком, Савонарола был вдохновлен его писаниями, художники от Боттичелли до Кандинского приняли его символику, Колумб начертил духовную карту, инспирированную его писаниями, Нострадамус был его поклонником, а на его образы откликалась поэзия Йейтса. Некоторые историки связывали его мысли с нацистскими идеями Третьего рейха; другие связывали его с марксизмом6. Его имя было Иоахим дель Фьоре.

В основе философии Иоахима была сообщенная ему в видении в 1183 году идея о том, что «полное понимание истины должно быть найдено в Троице».7 История мира, полагал он, прогрессировала на протяжении трех больших эпох, природа которых соответствовала природе Отца, Сына и Святого Духа. В каждой эпохе было семь периодов, которые соответствовали семи печатям в таинственной книге, явившейся в Откровении.

Иоахим также утверждал, что Ветхий Завет предоставил модель всей последующей истории. Те же паттерны, которые характеризовали жизнь этих шестидесяти трех поколений до Христа, по убеждению Иоахима, возвратятся в течение шестидесяти трех поколений после распятия на кресте. Каждое поколение, полагал он, продолжается тридцать лет, так что весь период человеческой истории будет завершен от начала и до конца через 3780 лет. Если бы он был прав, мир пришел бы к своему концу в 1890 году.

Эпоха Отца, согласно Иоахиму, была подготовлена в течение этого двадцати одного поколения между Адамом и Авраамом и полностью сформировалась в течение остальных сорока двух поколений между Авраамом и Христом. Это была эпоха страха, покорности и страдания: эпоха плоти, символизируемой зрелым мужем, эпоха знания без мудрости.

В финале двадцати одного поколения между Илией и Христом зарождается в эмбриональной форме эпоха Сына, чтобы быть рожденной через смерть Христа. Это была эпоха веры: служения и деяний: эпоха плоти и духа, символизируемая свя;$ен-ством, и эпоха частичной мудрости. Она должна была длится в течение сорока двух поколений, и, так как каждое поколение составляло тридцать лет, эпохе Сына было предназначено закончиться в 1260 году.

В этот момент, писал Иоахим, он считал, что уже гоюва почва для третьей эпохи, эпохи Духа. Она подготавливалась в течение двадцати одного поколения после Христа благодаря жизни и примеру св. Бенедикта и будет полностью осуществлена благодаря деятельности благочестивых монахов. Этим монахам поможет Ангел из Апокалипсиса, несущий печать Бога живого, который нанесет поражение силам зла. Их усилия достигнут высшей точки в эпохе любви, свободы и мысли: это будет эпоха духовного свершения, символизируемая монахами, совершенной мудрости. Она продлится еще двадцать одно поколение, до конца времен, до Второго пришествия и Страшного суда.

Через эту хронологическую структуру, обеспечивая еще один уровень прозрения в прошлое, настоящее и будущее, пульсировали паттерны семиричности, которые Иоахим получил из прочтения Откровения Иоанна. Он был убежден, что книга с семью печатями затронула всю полноту истории: каждая печать представляла определенную стадию в каждой эпохе, а шестая и седьмая печати характеризовались острыми конфликтами и гонениями в ряде усиливающихся кризисов. Так как эпоха Сына шла к завершению и собирались начаться шестой и седьмой периоды, было ясно, что впереди — бурные времена. «Одно лишь мы можем сказать с уверенностью, — писал он, — это то, что шестой период будет хуже, чем предыдущие пять периодов, а седьмой период будет хуже, чем шестой, и оба будут исполнены злых деяний дракона Апокалипсиса».8

Рассматриваемый дракон из Откровения Иоанна имел семь голов и в широком смысле символизировал силы антихриста. Ш естая голова, сказал Иоахим Ричарду Львиное Сердце в 1191 году, был Саладин, мусульманский лидер, который захватил Святой город и был целью Третьего крестового похода. Но Саладин был лишь разминкой для заключительной головы, которая будет не кем иным, как самим антихристом. Антихрист уже родился в Римской империи, считал Иоахим, и он явите* в мире как лжепророк. Между 1200 и 1260 годами, предсказывал он, праведники претерпят ужасное гонение, прежде чем благочестивые монахи и апокалиптический Ангел наконец восторжествуют. Антихрист явится вновь на короткое время в койце третьей эпохи лишь для того, чтобы быть навсегда сокрушенным воскресшим Христом.9

Перед современниками Иоахима и его непосредственными преемниками все эти детали поставили трудные и тревожащие вопросы. Было ясно, что они вступали в центральную стадию истории, но действующие лица драмы оставались неизвестными. Кто конкретно был этими благочестивыми монахами, которые будут вести мир в эпоху Духа? Иоахим говорил о двух чинах благочестивых мужей: один состоял из проповедников, другой — из отшельников. Как они собирались перейти к действию и нанести поражение антихристу?

И как бы вы могли убедиться в истинной идентичности антихриста? Все были согласны лишь в одном: антихрист будет скользким чудаком, который представится как человек Божий. Как тогда вы сможете отличить Ангела Апокалипсиса, Божьего вестника перемен, от антихриста, который маскируется под Божьего вестника перемен? И как вы сможете убедиться, что антихрист не вполз в церковную иерархию, чтобы стать не кем иным, как самим Папой?

Ответом на такие вопросы взвешивается ваша собственная роль в космической борьбе между Добром и Злом. И в попытках получить этот ответ будет пролито много крови и потеряно много жизней.

Когда приблизился 1260 год, последователи Иоахима решили, что антихрист уже где-то обретается, и скоро придет апокалиптический Ангел, чтобы встретить его. Ключевым игроком в этой разворачивающейся драме был Фридрих II, правитель Германии и Сицилии, который был впутан в ряд обостряющихся сражений с папством за власть и территории. Возникла, однако, одна проблема: было неясно, действовал ли Фридрих за или против Бога, был ли он Ангелом или антихристом.

Фридрих, конечно, был склонен поощрять прежнюю ин,-терпретацию. Его сторонники в Германии и Сицилии изображали его как «императора последнего дня», который очистит Церковь и возвратит Святую Землю. Захват им Иерусалима в 1229 году добавил немало зерна в эту апокалиптическую мельницу. Брат Арнольд Швабский, доминиканский монах, в 1248 году объявил, что Фридрих облечен божественной миссией уничтожить антихриста, быть вскоре явленным как папа и его предназначение заключается в том, чтобы выполнить пророчества Иоахима о надвигающейся эпохе Духа.

Как ни странно, рассматриваемый в данном случае Папа Иннокентий IV это воззрение не разделял. Более того, он был настолько взбешен Фридрихом, что наложил епитимью на всю Германию: ее жителям было отказано во всех христианских службах, и они теперь были поставлены на грань вечного проклятия. Точно так же и итальянские иоахимиты ощущали Фридриха как воплощение зла. К тому же его появление было живым доказательством того, что антихрист пришел как раз вовремя, в заключительные периоды эпохи Сына, точно, как предсказал Иоахим. После того как итальянские иоахимиты сцепились рогами со своими немецкими коллегами по вопросу обратного отсчета от 1260 года, универсалистская философская система их учителя разошлась по национальным и политическим швам.

Затем, в 1250 году, Фридрих все разрушил поспешным и эгоистичным актом смерти. Усугубляя дело, предполагавшийся роковым 1260 год прошел без инцидентов, за исключением появления отрядов флагеллантов, которые хлестали в клочья свою плоть в течение тридцати трех с половиной дней (один день за каждый год Христа на земле) в ожидании эпохи Духа. Ни антихрист, ни апокалиптический Ангел не явились, и мир в 1261 году оказался в значительной степени подобным миру в 1259 году.