Однако это был еще далеко не конец этой истории. Радикальные идеи, проистекшие из Парижа, продолжали пульсировать в средневековом андеграунде, видоизменяясь в то, что к четырнадцатому столетию стало известным как «братья свободного духа» и даже вновь всплывшая на поверхность в ходе семнадцатого столетия гражданская война в Англии. В соответствии со своим анархическим характером движение «свободного духа» оказалось печально известным своим трудным определением. Его можно было обнаружить во всех классах общества обращенным равно и к мужчинам, и к женщинам в неофициальных религиозных общинах повсюду в Северо-Западной Европе и распространяющимся в широком многообразии различных направлений. Некоторые «свободные» почитали Христа, в то время как другие его ненавидели. Некоторые из них признавали ценности бедности и труда, в то время как другие — упивались богатством и роскошью. Что у них было общего, так это глубокая вера в свое единство с Богом. Они видели себя как индивидуальные проявления всеобъемлющей божественной духовной сущности, как люди, достигшие в этом мире совершенства, которые в дальнейшем будут снова обратно поглощены целым. Короче говоря, это были мужчины и женщины, которые стали Богом.

В основном «братья свободного духа» следовали курсом, отдельным от иоахимизма. Но иногда эти две традиции соединялись с поразительными результатами. В конце четырнадцатого —в начале пятнадцатого столетий в Брюсселе темный культ, известный как «Мужи ума*, объединил пророческую систему взглядов Иоахима с убеждением, что эпоха Духа предполагает полную инверсию традиционных католических понятий бедности, целомудрия и смирения. Несмотря на свое название, культ включал как мужчин, так и женщин. Поскольку они стали едиными с Богом, «Мужи ума» заявляли, что они достигли того же блаженного состояния, в котором пребывали Адам и Ева перед Грехопадением. Ближайшее будущее, считали они, будет копией отдаленного прошлого.

Один известный член этого братства, Джайлз Кантор, утверждал, что он совокуплялся точно таким же способом, что и Адам в райском саду, и настойчиво пытался продемонстрировать этот тайный метод при каждом возможном случае. Чтобы продемонстрировать свою раскрепощенность, «Мужи ума» ходили нагишом, ели и пили все что пожелают и требовали немедленного сексуального удовлетворения. Такой подход к жизни, вероятно, вообще не привлек бы никакого внимания в современной Калифорнии, но в начале пятнадцатого столетия, в Брюсселе, это выглядело не очень хорошо. Движение было осуждено и его лидер спас свою жизнь только благодаря публичному отречению.

«Мужи ума» никогда не были чем-то большим, чем темная секта. Намного более влиятельными и намного более пугающими были «Свободные души», которые появились в виде, движения таборитов в Богемии в течение зимы 1419—1920 годов. Табориты были религиозными фундаменталистами, которые полагали, что Библия одна обеспечила основание веры. Они также хотели отменить почти все церковные церемонии, включая мессы, молитвы и пение, и навязать твердую мораль, которая бы наказывала прелюбодеев, пьяниц и каждого, кто проявил в жизни «легкомыслие».

Сталкиваясь с яростным преследованием, движение становилось в перспективе все более милленаристским. Одна группировка во главе с бывшим священником по имени Мартин Гуска, полагала, что Второе пришествие произойдет среди всеобщей бойни между 10 и 14 февраля 1420 года. Чтобы подготовиться к великому дню и избежать общего пожарища, верующие сформировали свое собственное сообщество истинных сторонников. Они назвали свой новый приют «Гора Табор (Фавор)», в честь места, где Христос предположительно предсказал свое Второе пришествие, — отсюда их название.

В этой сильно наэлектризованной атмосфере некоторые табориты стали рассматривать себя как армию Божьей кары, миссия которой — истребить перед Вторым пришествием всех грешников. К грешникам относились господа, знать и рыцари, а также городские богатеи. Сами табориты владели всей собственностью сообща. Города и местечки были расценены как рассадники несправедливости; Прага, в частности, была избрана в качестве места рождения антихриста. Мы должны омыть руки в крови наших врагов, убеждал один из их лидеров (бывший питомец Пражского Университета); что-либо меньшее являлось верным признаком греховности, которая сама должна быть наказана. После того как мир очистят от зла, Христос возвратится к их собственной Горе Табор и возвестит тысячелетнее царство Христа. В этом новом мире, который будет также третьей эпохой, или эпохой Духа, не будет «никакого греха, никакого злословия, ничего отвратительного, никакой лжи». «Женщины будут рожать своих детей без боли и без первородного греха, — бъявляли они, — ...а дети, рожденные в этом царстве, если они обрели это царство, никогда не будут умирать, ибо смерти больше не будет».24

Некоторое время табориты были способны противостоять и обрели существенное военное присутствие на юге Богемии, но вскоре появились серьезные проблемы. Эсхатологические ожидания были разрушены отказом Христа явиться в феврале; общность собственности оказалась несовместимой с требованиями производства продовольствия; а нужды войны противоречили идеологии равенства. Вскоре табориты были разделены своими собственными противоречиями. Доминирующая группа составила «партию порядка», которая избирала епископа, облагала налогами завоеванные земли и восстанавливала иерархический социальный порядок. На другом полюсе находилось экстремистское ядро около двухсот «свободных», известных как потомки Адама, адамиты. В феврале 1421 года, через год после ожидаемого пришествия Христа, адамиты были высланы из Табора.

Веруя, что они превзошли нормальную человеческую жизнь и стали божественными воплощениями эпохи Духа, адамиты отшатнулись от строгой этики главного течения таборитов. «Блуждая по лесам и холмам, — сообщает один наблюдатель, — некоторые из них впали в такое безумие, что мужчины и женщины сбросили свою одежду и пошли нагими, говоря, что одеж-, да была принята из-за греха первых родителей, но сами они — невинны. Из-за того же безумия они вообразили, что это не грех, если один из братьев имел общение с одной из сестер, а если женщина зачинала, она говорила, что она зачала от Духа Святого». Они даже переписали молитву Господню, говорит он, так, чтобы она начиналась со слов «Отче наш, сущий в нас».25

Действующие от имени тысячелетнего царства Христа и убежденные в собственной божественности, адамиты ударились в террор в сельской местности. Кровь, говорили они, должна затопить мир до уровня лошадиных голов. Они носились по деревням, воруя все, что они могли присвоить, и убивая каждого, кто им попадется. Их аргумент был,, в сущности, коллективной версией, выдвинутой пятьюдесятью годами ранее Иоганном Хартманном, «свободным» из Германии: «По-настоящему свободный человек — король и господин всех существ. Все вещи принадлежат ему и он имеет право использовать все, что ему нравится. Если кто-либо попытается помешать ему, свободный человек может убить его и забрать его добро».26 Не в первый и не в последний раз в истории самое зверское насилие нашло самое высокое духовное оправдание.

В конце концов адамиты были выслежены, захвачены, замучены и сожжены своими врагами, таборитами. Тринадцать лет спустя, в 1434 г., были побеждены и сами табориты. В течение следующих двух столетий «свободные* исчезают из исторических хроник. Внезапное возрождение их идей в ходе английской революции XVII века предполагает, однако, постоянство знаковой невидимой традиции. Более очевидной тем не менее была популистская апокалиптическая традиция, которая характеризовала ранние стадии революции таборитов. Она неоднократно вспыхивала в течение следующей сотни лет, возрастая до нового и ужасающего критического периода в немецком городе Мюнстере в течение 1530-х годов.

В возникновении и ходе народных революционных апокалиптических движений была определенная закономерность.27 С одной стороны, они обычно происходили в регионах, в которых уже имела место основная милленаристская традиция. С другой стороны, они почти всегда ускорялись кризисом или рядом многократных кризисов. Они могли принять форму естественных бедствий типа широко распространенной болезни или голода или же могли проистекать из крупных политических, религиозных и социальных конфликтов.

Когда общепринятые нормы поведения разрушаются, когда установленные власти больше не могут справиться и когда царит общий упадок, появляется харизматический лидер, объявляя неизбежное наступление тысячелетнего царства Христа. Он (обычно это был именно он) представит космические решения возникших недовольств, поддержит перспективу воздаяния — когда вспыхивает гнев, предложит надежду — когда охватывает отчаяние, и пообещает полное, поддающееся преобразованию избавление — когда господствует страх и чувство безнадежности. В конце концов, будет революционное кровопролитие, в котором силы порядка покажут себя по меньшей мере столь же мстительными, как их милленаристские противники. Несомненно, тысячелетнее царство Христа не сможет материализоваться в предполагаемое время. И, как правило, харизматический лидер умрет ужасной публичной смертью как санкционированное государством предупреждение для других.

Так было на первых порах протестантской Реформации, когда разрыв с Римом открыл политическое пространство народным апокалиптическим движениям. Это не было чем-то таким, что ожидалось или приветствовалось лидерами Реформации типа Мартина Лютера и Жана Кальвина. На их взгляд, революционное милленаристское насилие было неверно в двух отношениях: оно узурпировало функции Бога, предполагая, что человеческие действия могут ускорить Второе пришествие, и оно дискредитировало Реформацию, связывая протестантство с фанатизмом.

Соответственно лютеране и кальвинисты с ужасом наблюдали рост радикальных сект типа анабаптистов, которые утверждали, что всех истинных христиан нужно повторно крестить, идентифицировали самого Лютера как апокалиптического Зверя и утверждали, что прямое действие ускорит наступление тысячелетнего царства Христа.28 В 1534-м и 1535 годах это прямое действие развернулось в Вестфалии, в городе Мюнстере.