В этом изменении была и другая сторона. Уэст отметил, что люди в 2000 году женились по любви, а не ради денег или власти. Его хозяин сказал ему, что это развитие было еще более существенным, чем он себе представлял: «Впервые в человеческой истории принцип полового отбора, с его тенденцией со-хранятьи передавать лучшие расовые типы и позволять низшим типам выбывать, наконец беспрепятственно действует». Этот отбор происходит потому, что «богатство и социальный статус больше не отвлекают внимание отличных качеств». «Одаренность личности, ум и характер, красота, остроумие, красноречие, доброта, великодушие, сердечность, храбрость надежно передаются потомству, — поведал д-р Лит Уэсту. — Каждое поколение просеивается через немного более тонкое сито, чем предыдущее».45

Упоминание о сохранении и передаче «лучших расовых типов» добавляет в историю будущего новый тон — Бостон 2000 года часто посещает призрак Чарлза Дарвина. «Ныне мы можем обратить пророческий взгляд в будущее, чтобы предсказать, что оно будет общественным и широко распространенные виды... в конце концов воспреобладают, — писал Дарвин за несколько лет до того, как Беллами начал свою книгу. — Следовательно, мы можем смотреть с некоторой уверенностью в долгое и надежное будущее. И так как естественный отбор работает исключительно для каждого существа и его блага, то все телесные и умственные способности будут иметь тенденцию прогрессировать к совершенству».46

В представлении Беллами только социальный, экономический и политический порядок автоматически продвинет этот процесс и улучшит виды. Другие авторы, такие как Фрэнсис Гелтон, кузен Дарвина, развили эту идею еще дальше и пришли к выводу, что государство должно предпринимать сознательные и преднамеренные попытки улучшать население путем управляемого искусственного отбора. Здесь мы вступаем в крайне беспокойную область евгеники.

С нашей укоренившейся точки зрения евгеника обычно ассоциируется с фашистскими теориями расовой чистоты и ужасами холокоста. И нас удивляет, когда мы узнаем, что лрогрес--сивный демократический социалистический интеллектуал, который сделал больше, чем кто-либо в англоязычном мире, чтобы ввести евгенику в Утопию будущего, — не кто иной, как Герберт Уэллс. В утопических произведениях Уэллса мы сталкиваемся с людьми, которые дегуманизировались во имя человечества.

Рассмотрим, например, его «Современную утопию», изданную в 1905 году. Здесь Уэллс ставит в один'ряд «врожденных инвалидов, идиотов и сумасшедших всего мира, его пьяниц и людей с порочными наклонностями, его жестоких и скрытных душ, его тупых людей» и утверждает, что «виды должны быть заинтересованы в их устранении». Младенцы с уродствами или больные не представляют никакой проблемы: все они будут убиты при рождении. Однако само по себе это не решит проблему; «Есть еще идиоты и сумасшедшие, извращенцы и люди неспособные, слабохарактерные, которые становятся алкоголиками, наркоманами и т. п. Есть люди с неизлечимыми и заразными болезнями. Все эти люди портят мир других». Убивать таких людей было бы жестоко, сказал Уэллс. Вместо этого они должны быть изолированы на отдаленных островах, где они были бы вольны делать все что им угодно, за единственным исключением — иметь детей. Им лишь воспрепятствуют загрязнять генофонд и вообще «портить жизнь» людям, столь же просвещенным, сострадательным, добрым и интеллектуальным, как сам Уэллс.47

Это разграничение было лишь началом. Наряду с устранением «базы» Уэллс хотел искоренить тех, которых он определил как «тупые». «Тупые, — объяснял он, — являются людьми в целом неадекватного воображения, людьми, которые, как представляется, никогда не учатся основательно, или не слышат отчетливо, или не мыслят ясно... Это люди бестолковые, некомпетентные, формалистичные, подражающие, которые в любом правильно организованном государстве должны как класс сдвигаться в сторону минимальной и ниже минимальной зарплаты, дающей право на брак». Чтобы воспрепятствовать им производить потомство, государство должно настоять на том, что только людям, которые удовлетворяют основным стандартам ответственности, здоровья и платежеспособности, можно разрешать иметь детей. И если они нарушат правила, родители будут оштрафованы или заключены в тюрьму, а их дети будут воспитываться государством.48

Благодаря таким методам, считал Уэллс, люди будущего достигнут умственного и физического совершенства. В конце концов все поднимутся до уровня просвещенной элиты, осуществляющей контроль евгеники Утопии. В своем произведении с подходящим названием «Люди как боги» Уэллс представил результат; «в Утопии есть несколько тупых, но явно не дефективных людей; люди же с наследственной ленью, со склонностью к летаргии или со слабым воображением главным образом вымерли; тип меланхолика ушел в прошлое; недоброжелательные и злобные характеры исчезли».49

Вместе с евгеникой проводится более широкая проработка окружающей среды. Жители Утопии достигли совершенства в «систематическом истреблении неинтересных и вредных видов», включая почти всех насекомых. Как и в мире «2135 года» Мэри Гриффит, там нет собак; а также в том же духе — никаких кошек. Совершенные люди теперь осуществили совершенный контроль природы. Чего Гриффит достигала путем морализирующего влияния эмансипированных женщин, Уэллс достиг строгим интеллектом разумных ученых.50

Все это было прекрасно, если, конечно, вам посчастливилось не быть ребенком с задержкой развития и у вас не оказалось слабости характера, гневливости или депрессии, склонности к пьянству или к наркотикам, наследственных болезней, неспособности к учению, а также любви к собакам или кошкам. В противном случае вы — один из *тупых», один из «дефективных», отягощающих общество и мешающих всем. Даже если ваш интеллект не в состоянии постичь, что меры, предпринятые, чтобы препятствовать вам производить потомство, действительно — к лучшему. Вы смогли бы по крайней мере получить некоторое утешение от научно доказанного факта, что ваша «основная расовая порча» неуклонно искореняется ради блага умных, способных, честных и творческих членов общества.

Это, конечно, касается больше Уэллса, чем евгеники, и мы обратимся к другим аспектам его мысли в главе 6. Мы также столкнемся со многими из центральных характеристик футуристической утопии, только обнаружив их в намного более черном свете. Сами перемены, которые в конце восемнадцатого столетия, казалось бы, предвещали совершенствование, а в XIX веке предвещали его в еще большей степени, стали переосмысливаться как предвестники гибели. Сон разума начал производить чудовищ. Идеальное будущее общество, как оно развивалось между временами Луи-Себастьяна Мерсье и Герберта Уэллса, было спокойным, разумным пространством, где отдельные граждане свободно и добровольно способствовали общественному благу. Здесь царила математическая логика социальной организации и объединенный голос разума и совести призывал людей вести себя гражданственным и моральным образом. Международные отношения характеризовались миром и гармонией, нации объединяла торговля, здравый смысл и дружба. Не было больше колоний, не было рабства, а Ирландия и Шотландия стремились стать частями Англии. В течение большей части XIX века велся небольшой разговор о будущем мировом правительстве, но вскоре это изменится, одять в значительной степени благодаря влиянию Герберта Уэллса.

Исходя из допущения, что люди представляют собой чистые листы, индивидуальность которых определяется окружением и образованием, утопические писатели верили в податливость человеческой природы. Как только управление окружающей средой и системой образования будет в руках просвещенных лидеров, все станет возможным. Новый, математически осдсно-ванный язык сделает ошибки невероятными; опасные книги будут сожжены; все, что может подорвать этику, будет из пьес и романов вымарано; социальный проступок будет подвергнут исправлению в соответствии с жесткими программами перс-воспитания, а преступники будут раскаиваться в своих грехах, не дожидаясь наказания. К концу XIX века евгеника сместила эти размышления на другой план: селективное размножение искоренит слабость и создаст лучшую, богоподобную расу мужчин и женщин.

Личная свобода была неотделима от общественного порядка и не было никаких крайностей богатства и бедности. Определение равенства было переменчивым: оно могло означать равенство возможностей или равенство условий. Иными словами — меритократические принципы воспреобладали и творческий талант будет вознаграждаться деньгами или социальным уважением. В то же время в мире Уэллса будут заботиться о бедных и больных, хотя им и не будут позволять иметь детей. Будет всестороннее медицинское обслуживание, первоклассные больницы и социальные программы для тех, кто не может помочь себе сам. И так как люди — разумны и добродетельны, в Утопии не будет алкоголя, табака и азартных игр. Каждый будет счастлив и здоров; долголетие увеличится, и нет ничего невозможного в том, что люди в конце концов будут жить вечно.

В то же время технология освободит человечество от монотонной работы, тяжелого физического труда, позволит людям жить в комфорте и обеспечит их достаточным количеством свободного времени для совершенствования их умственных и моральных способностей. Машины повысят производительность сельского хозяйства и промышленности; воздушное пространство будет полно воздушных шаров, переносящих людей от города к городу; железные дороги пересекут страну; и новые формы энергии создадут самодвижущиеся транспортные средства вместо движимых лошадьми. Станет также возможной передача звука на большие расстояния и качество жизни будет повышено концертами классической музыки, которые можно будет слышать в каждой комнате дома.

В этом будущем мире порядка, свободы, равенства и высокой технологии царила всеобщая убежденность, что больше не будет эксплуатации или угнетения женщин. Что это означало конкретно, тем не менее с течением времени менялось. В конце восемнадцатого столетия женщины будущего становились свободными благодаря жизни в гармонии с природой. Так как природа создала женщин, чтобы они были матерями и женами, утверждалось, что они найдут истинное счастье в семейной жизни.