Абхидхармистские школы рисовали психику человека как некое динамическое функциональное целое, каждый элемент которого — дхарма — имеет смысл только в качестве составной части системы. Классификации дхарм придавали этому целому определенную структуру. Вне классификации отдельный элемент не имел никакой реальности. Авторы праджняпарамитских сутр отправлялись именно от этого. Взаимозависимые дхармы не могут быть подлинной реальностью, ведь зависимое по индийским представлением есть всегда нечто вторичное, производное. От чего же производны дхармы? Есть ли что-то такое, что свойственно всем им? Единственное, что у них общего — это сам факт их взаимозависимости, относительности, пустоты [шуньята). Стаю быть, пустота есть то, к чему сводятся все дхармы, что лежит в их основе — последняя, высшая реальность. Так свершился переход от плюрализма раннего буддизма и хинаяны к последовательному монизму махаяны. Содержание праджни в праджняпарамитских сутрах связывается прежде всего с осознанием пустоты дхарм. Для сравнения— в абхидхарме праджня сводилась, напротив, к видению мира как потока дхарм.

Идея пустоты дхарм легла в основу учения крупнейшего буддийского философа Нагарджуны (2 в.), основателя школы мадхьямика («срединная») или шуньявада — учение о пустоте. Шуньята, преодолевающая оппозицию между существованием и не-существованием дхарм, тождественна «срединности» абхидхармистов, утверждавших существование дхарм. Нагарджуна критикует абхидхармитских философов за превращение буддизма из живого учения, пути спасения, в доктринальную систему, основанную на концептуальных разграничениях. В действительности, все доктрины тоже «пусты», и Нагарджуна доказывает это методом «негативной диалектики». Цель этого метода показать, что, если какие-то дискурсивные идеи противопос

тавляются другими идеями (существование — несуществованию, бытие — небытию, самость — несамости), то из-за своей взаимозависимости и те и другие «пусты». Прочитаем отрывок из его сочинения «Шуньясаптати» в переводе С. Ю.Лепехова:

Нет вечного, нет невечного, нет не-Я", нет — "Я",

нет загрязнения, нет чистоты, нет страдания.

По этой причине неправильные концепции [о природе вещей!

— не существуют. Если "собственная сущность" была установлена — причинно обусловленные вещи не могут появляться. Если они были не обусловлены — как могла "собственная сущность" быть утрачена'.' Подлинная сущность также не исчезает.

Как может несуществование иметь "собственную сущность" ( свабхава), "другую сущность" (аньябхава), или "не-сущность" (абхава)? Следовательно, "собственная сущность", "другая сущность" и "не-сущность" - появляются из-за ложных концепций.

"Сущность" и "не-сущность" не одновременны. Без "не-сущности" нет "сущности". "Сущность" и "не-сущность" должны всегда быть. Нет "сущности" независимой от "не-сущности".

Без "сущности" нет "не-сущности".

Она не возникает ни сама из себя, ни из чего-то другого.

Также и с "сущностью" — эта "сущность" не существует.

Таким образом, нет "сущности" и, следовательно,

нет "не-сущности".

Если нет "возникновения" и "прекращения",

тогда "прекращением" чего должна быть нирвана?

Разве не является освобождением [осознание того],

что по своей природе ничто не возникает и не прекращается.

В сарвастиваде нирвана абсолютно противоположна сансаре, в мадхьямике же они отождествляются: нирвана (пустота) есть сущность сансары. В каждом сансарном существе подлинной его природой является «природа Будды», а «природа Будды» — это пустота. Люди испытывают неудовлетворенность от пустоты, страдают от отсутствия самостоятельной ценности своего сансарного существования, но та же пустота же, осознанная как таковая, есть источник и залог их прозрения и достижения высшего блаженства. С этим связаны два уровня реальности в учении Нагарджуны: 1) вьявахарика — уровень эмпирического, сансарного существования; и 2) парамартхика — уровень высшей истины, связанный с осознанием пустоты.

Если многообразие сансарного бытия есть лишь многообразие сосудов, емкостей для пустоты, то вполне естественно, что психотехническая практика мадхьямики основана на медитировании над пустотой. Практики хинаяны сохраняются, на их основе создаются более сложные, неизменно связанные с пустотой. Известны классификации из 16, 18 и 20 видов пустоты. Например: пустота внутреннего, пустота внешнего, пустота внутреннего и внешнего, пустота пустоты, великая пустота, пустота высшей истины (парамартха), пустота санскрита-дхарм, пустота асанскрита-яхлрм, пустота беспредельного (атьянта), пустота безначального и бесконечного (анаварагра), пустота неотвергаемого (анавакара), пустота пракрити и другие. В отношении даже самых высоких «безубразных» (арупи) дхьян Будда говорил, что они «непостоянны» (аничча), Нагарджуна же сменяет рефрен «непостоянный» на рефрен «пустой». Раннебуддийский монах должен обязательно практиковать медитативные состояния, уметь входить в них и выходить из них. Здесь же «пустое» значит еще и «зряшное», «напрасное». Бодхисаттвы не нуждаются ни в каких упражнениях, они «безопорны», их праджня (пробуждение) не основана на практике. Практика тоже не должна превращается во что-то «существенное» — доктрину, самоценную структуру, ведь в этом случае она становится объектом привязанности и тем самым — препятствием к праджне.

Меняется не только философское, но и религиозное отношение к сансаре. В раннем буддизме сансарный мир есть только неизбежное зло, которое следует преодолеть, в мад. хьямике, как и в махаяне вообще, сансарное становится носителем высшей реальности пустоты, оттого п мир приобретает религиозную ценность, а вместе с ним приобретает ценность и мирская жизнь — обычная жизнь людей с се радостями и заботами. Чтобы достичь духовного совершенства, необязательно уходить из мира, становиться монахом, можно продолжать свою обычную жизнь, но при этом видеть се истинный смысл — наполняющую се пустоту.