Русская философия – это цельный, но вместе с тем национально-самобытный феномен духовной культуры. Особое место в ней занимает один из наиболее ярких представителей русской философской мысли – В. С. Соловьев. Развивая идеи славянофилов, В. С. Соловьёв рассматривает религиозную направленность философии и веру в особое призвание России, подчеркивая пророческий дух русской философии.

Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900 гг.) – родился в семье знаменитого историка, профессора Московского университета. Обстановка в семье, строгость нравов отца, его удивительная работоспособность и образованность были благоприятными условиями для духовного развития сына. После окончания Московского университета он некоторое время читал лекции по философии в Москве и Петербурге, затем стал заниматься научной и литературно-публицистической деятельностью.

Близкий друг (с юности) В. С. Соловьева, известный философ Л. М. Лапшин пишет о нем: “Была пора в его жизни, начиная с 15 лет, когда он был совершенным материалистом... Я никогда потом не встречал материалиста, столь страстно убежденного. Это был типический нигилист 60-х годов”. По свидетельству того же Лапшина, в 16 лет Соловьев знакомится со Спинозой, который стал “первой философской любовью” Соловьева. Справедливо то, что от Спинозы Соловьев взял не только живое чувство реальности Бога, но и “яркое переживание духовного всеединства мира”. От Спинозы идет и гносеологическая трихотомия Соловьева (три вида познания – эмпирическое, рациональное и мистическое). Духовный перелом, раз начавшись, стал развиваться быстро и решительно. Он приходится как раз на студенческие годы, из которых первые три года Соловьев учился на естественном факультете, а затем перешел на историко-филологический. Соловьев в течение одного года подготавливается к государственному экзамену, который успешно сдает. Следующий учебный год В. С. Соловьев учится в Московской Духовной академии, занимаясь изучением философии, религиозно-философской литературы.

Кандидатское сочинение Соловьева в переработанном виде было напечатано в журнале “Православное обозрение” за 1873 год под названием “Мифологический процесс в древнем язычестве”. Уже к этому времени Соловьев стал страстным и пламенным последователем христианского учения (что не помешало ему испытать очень сильное влияние Шопенгауэра), у Соловьева начинают уже в это время формироваться грандиозные планы. В 1874 году он публикует свою магистерскую диссертацию под заглавием “Кризис западной философии. Против позитивистов”; защита ее состоялась в Петербургском университете. Молодому ученому было всего 21 год, но его солидная эрудиция, глубокая вера в свои идеи и замыслы, вдохновенная, почти пророческая речь на диспуте, – все это сразу снискало ему славу. Известный русский историк Бестужев-Рюмин отметил, что Россию можно поздравить с гениальным человеком.

Движимый неотступным желанием, Соловьев совершает путешествие в Египет. Вл. Соловьев в стихотворении “Три свидания” объясняет свою поездку в Египет “таинственным зовом Софии”, описывая необычное видение неземной красоты, он поэтически передает свои философские размышления:

Алтарь открыт... Но где ж священник, дьякон?

И где толпа молящихся людей?

Страстей поток, – бесследно вдруг иссяк он.

Лазурь кругом, лазурь в душе моей.

Пронизана лазурью золотистой,

В руке держа цветок нездешних стран,

Стояла ты с улыбкою лучистой,

Кивнула мне и скрылася в туман.

Что есть, что было, что грядет во веки –

Все обнял тут один недвижный взор...

Синеют подо мной моря и реки,

И дальний лес, и выси снежных гор.

Все видел я, и все одно лишь было, –

Один лишь образ женской красоты...

Безмерное в его размер входило, –

Передо мной, во мне одна лишь ты.1

Через несколько месяцев Соловьев возвращается в Европу, а летом 1876 года в Москву. Осенью 1876 года он возобновил преподавание в университете, но весной 1877 года, из-за раздоров в профессорской среде, бросил университет, переехал в Петербург, определившись на работу в Ученый Комитет Министерства Народного Просвещения. Весной 1880 года в 27 лет он с большим успехом защитил докторскую диссертацию “Критика отвлеченных начал”. Соловьев имел природную способность к философским конструкциям. Надо прибавить к этому и огромный литературный дар; Соловьев писал всегда с поразительной ясностью, четкостью и выразительностью. В самой манере мыслить, ему была чужда всякая расплывчатость, стремление к рациональным, логическим конструкциям, к диалектическому связыванию разнородных идей... С. Булгаков видел в системе Соловьева одну центральную идею – “положительного всеединства”, которая “составляет основное начало всей философии Соловьева, ее альфу и омегу”. С. Булгаков удачно выразился в приведенной уже статье о Соловьеве, что его система “есть самый полнозвучный аккорд, какой только когда-либо раздавался в истории философии”.

В. С. Соловьева интересуют очень сложные темы, исследования западных философских систем, что свидетельствует об огромном философском даровании Соловьева.

А. Н. Лосев писал, что В. Соловьев всегда был искателем, неугомонным борцом против всякого рода несправедливости и энтузиастом, верящим в наступление лучших времен.

В. С. Соловьев с большим уважением относился к взглядам Н. Г. Чернышевского, разделяя его учение о прекрасном. Он даже написал большую статью о Чернышевском “Первый шаг к положительной эстетике”. Когда сын Н. Г. Чернышевского после смерти своего отца обратился к Соловьеву с просьбой написать воспоминание об отце, то Соловьев написал эти воспоминания “в самой искренней, в самой сердечной форме”.1

В творчестве В. Соловьева особое место занимают его стихотворения, написанные в жанре философской лирики.

Владимир Сергеевич Соловьев признавался, что основой творчества – поэтического, философского, богословского, публицистического было для него Священное Писание.

“Вера моя, – писал он, – в существенный, истинный и божественный, точнее, богочеловеческий характер Писания значительно выиграла в сознательности и отчетливости благодаря знакомству с новейшей критикой, преимущественно отрицательной школы”.2

Многие стихотворения В. Соловьева раскрывают библейскую тематику.

В стихотворении “Кумир Небуксаднецара” (то есть Навуходоносора – вавилонского царя, который правил в VII-VI веках до нашей эры) царь сделал идола, чтобы все трепетали и падали перед ним в страхе. Этот эпизод упоминается в Библии.

Он был велик, тяжел и страшен,

С лица как бык, спиной – дракон,

Над грудой жертвенною брашен

Кадильным дымом окружен.

Толпы несметные кишели,

А там, под мусикийский гром,

Жрецы послушно гимны пели,

Склонясь пред новым алтарем.

И от Египта до Памира

На зов сошлись князья земли

И рукотворного кумира

Владыкой жизни нарекли.

И против идола на троне,

В руке держа священный шар

И в семиярусной короне,

Явился Небукаднецар.

Он говорил: “Мои народы!

Я царь царей, я бог земной.

Везде топтал я стяг свободы,

Земля умолкла предо мной.

Но видел я, что дерзновенно

Другим молились вы богам,

Забыв, что только царь вселенной

Мог дать богов своим рабам.

Теперь вам бог дается новый!

Его святил мой царский меч,

А для ослушников готовы

Кресты и пламенная печь.

И по равнине диким стоном

Пронесся клич: “Ты бог богов!”,

Сливаясь с мусикийским звоном

И с гласом трепетных жрецов.

В сей день безумства и позора

Я крепко к Господу воззвал.

И громче мерзостного хора

Мой голос в небе прозвучал.

И от высот Нахараима

Дохнуло бурною зимой.

Как пламя жертвенника, зримо

Твердь расступилась надо мной.

Все небо ярко пламенело...

И дунул Дух, и погасил

Огонь небес, и побледнело

Лицо земли пред Богом Сил.

И белоснежные метели,

Мешаясь с градом и дождем,

Корою льдистою одели

Равнину Дурскую кругом.

Он пал в падении великом

И опрокинутый лежал,

А от него в смятенье диком

Народ испуганный бежал.1

Вл. Соловьев видел в Библии соединение Востока (жесткая деспотия и свет Христов) и Запада (активность, мужество, гражданственность, свобода). Они столкнулись еще за пять веков до нашей эры, когда войска гражданского деспота Ксеркса вторглись на Балканы, пытаясь подчинить демократические Афины. У Фермопильского ущелья триста воинов во главе с царем Леонидом отразили огромную армию. Для Соловьева это образ того, как свобода и демократия противостоят азиатской деспотии. Он пишет стихотворение “С Востока свет”:

С Востока свет, с Востока силы!”

И, к вседержительству готов,

Ирана царь под Фермопилы

Нагнал стада своих рабов.

Но не напрасно Прометея

Небесный дар Элладе дан.

Толпы рабов бегут, бледнея,

Пред горстью доблестных граждан.

И кто ж до Инда и до Ганга

Стезею славною прошел?

То македонская фаланга,

То Рима царственный орел.

И силой разума и права –

Всечеловеческих начал –

Воздвиглась Запада держава,

И миру Рим единство дал.

Чего ж еще недоставало?

Зачем весь мир опять в крови?

Душа вселенной тосковала

О духе веры и любви!

И слово вещее – не ложно,

И свет с Востока засиял,

И то, что было невозможно,

Он возвестил и обещал.

И, разливаяся широко,

Исполнен знамений и сил,

Тот Свет, исшедший от Востока,

С Востоком Запад примирил.

О Русь! В предвиденье высоком

Ты мыслью гордой занята;

Каким ты хочешь быть Востоком:

Востоком Ксеркса иль Христа?

Этот вопрос Соловьев ставит не случайно, он считал, что библейская история не кончена, борьба света и тьмы продолжается, в истории народов сталкиваются не только экономические интересы, не только политические страсти, но и духовные претензии, борьба против жестокости, косности.

В. С. Соловьев оставил после себя большое и разнообразное по тематике наследство. Ему принадлежит ряд переводов (из которых можно указать на “Пролегомены” Канта и несколько диалогов Платона). В. Соловьев принимал участие в издании Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, в котором редактировал философский отдел. Он же – постоянный сотрудник журналов “Православное образование”, “Богословский вестник”, “Русь”, “Вестник Европы”. Помимо этого Соловьев написал множество крупных философских сочинений: “Кризис западной философии”, “Философские начала цельного знания”, “Критика отвлеченных начал”, “Чтения о богочеловечестве”, “Духовные основы жизни”, “Великий спор и христианская политика”, “История и будущность теократии” и др. Уже после смерти Соловьева вышло “Оправдание добра”, девятитомное собрание его сочинений.

В. С. Соловьев был исключительно одаренной личностью, великим философом, “несомненно находился в соприкосновении с высшим миром”,1 – писал о нем Н. Лосский.

Евгений Трубецкой, друг Соловьева, вспоминал, что он был до такой степени близорук, что не видел того, что все видели. Прищурившись из-под густых бровей, он с трудом разглядывал близколежащие предметы. Зато, когда взор его устремлялся вдаль, он, казалось, проникал за доступную внешним чувствам поверхность вещей и видел что-то запредельное, что для всех оставалось скрытым. Его глаза светились какими-то внутренними лучами и глядели прямо в душу.

В. Соловьев помышлял о пострижении в монахи, посещал часто Троице-Сергиеву лавру, подолгу беседовал со старцами. В одном из стихотворений он описывает свой жизненный путь:

В тумане утреннем неверными шагами

Я шел к таинственным и чудным берегам.

Боролася заря с последними звездами,

Ещё летали сны – и схваченная снами

Душа молилася неведомым богам.

В холодный белый день дорогой одинокой,

Как прежде, я иду в неведомой стране.

Рассеялся туман, и ясно видит око,

Как труден горный путь, и как ещё далёко,

Далеко всё, что грезилося мне.

И до полуночи неробкими шагами

Все буду я идти к желанным берегам,

Туда, где на горе, под новыми звездами

Весь пламенеющий победными огнями

Меня дождется мой заветный храм.1

Пережив религиозный кризис ранних лет, Соловьев приходит к убеждению, что спасение человечества, духовное возрождение произойдет благодаря истине во Христе, которая сможет подавить “грубое невежество масс, предотвратить духовное опустошение высших классов и грубое насилие государства”.

Со временем В. Соловьев меняет прежние взгляды на монашество: “Монашество некогда имело Свое высокое назначение, но теперь пришло время не бегать от мира, а идти в мир, чтобы преобразовать его”.2

В своих теоретических исследованиях Соловьев ставит задачи: совершенствования мира, преодоление себялюбия, осуществление христианских идеалов любви к ближнему, достижение абсолютных ценностей, то есть создание христианской православной философии, раскрывающей глубокое содержание основных догматов христианства.

Философские изыскание Соловьева принято делить на три периода.3

Первый период представляет увлечение теософией, второй – изучение теократии, третий – теургии (воплощение в жизнь совершенных идеалов добра, истины и красоты).

В первый период творчества Соловьев сосредотачивает внимание на познание Софии, мудрости Бога в мире, раскрывающееся посредством христианской теософии, через познание Бога и его отношение к миру. Работы этого периода “Чтения о богочеловечестве” и “Религиозные основы жизни”.

Идея Софии, Святой Премудрости, характерна для эволюции русского христианства. Русским было свойственно интуитивное восприятие Святой Софии; храмы и иконы подтверждали это. В XI веке были построены соборы в Новгороде и Киеве, посвященные идеи Софии. Иконография Святой Премудрости показывает, что космос – не простое отражение Славы Небесной, он обладает потенциальной личностью и может поэтому соучаствовать в исполнении предначертаний своего Триединого Творца.

Во второй период Соловьев рассматривает теорию теократии, то есть создание справедливого государства и справедливого общественного порядка, которое осуществляет христианские идеи.

Основные работы Соловьева этого периода: “Великий спор и христианская политика”, “История и будущность теократии”, “Россия и Вселенская Церковь”, “Национальный вопрос в России”.

В третий период Соловьева интересует теургия, творчество по воле Божией, призванное “одухотворить нашу действительность, привнести в нее совершенные идеалы добра, истины и красоты”.

В теории познания Соловьев отрицал, что познание ограничивается данными чувственного опыта и внешних явлений. Он считал, что ни одно внешнее явление не может существовать и быть познано вне его необходимых отношений к другим явлениям и тому, кому является. “Разумность познаваемого... не дается опытом, потому что в опыте мы всегда имеем только частную и множественную действительность, потому что в опыте нет ни “всего”, ни “единого”. Разум или смысл познаваемых вещей и явлений может быть познан только разумом или смыслом познающего субъекта, отношение данного предмета ко всему может существовать для нас, лишь поскольку в нас самих есть принцип всеединства, то есть разум”.

В. Соловьев считал, что истинное знание является результатом эмпирического, рационального и мистического познания в их взаимосвязи. Цельное познание реальности, считает В. Соловьев, приводит обязательно к религиозному и к христианскому мировоззрению, которое основывается на учении о богочеловечестве, то есть Божестве и человеке, воплощенных во Христе. Это “естественно завершается личным соединением живого Бога со всем существом человека – с разумной душой и материальным телом”.1

Философия Соловьева, по своему содержанию, является антропоцентрической. Мир возрождается Богом совместно с человеком. Человек – вершина творения. Идеально совершенный человек является высшим проявлением Софии, Божественной Мудрости. Совершенный человек явился во Христе, поэтому Богочеловек Иисус Христос представляет единение Логоса и Софии. Вселенная для Соловьева имеет образ, совершенной Женственности, который может реализоваться и воплотиться для каждого индивидуального существа и соединиться с Богом. К такой же реализации и воплощению стремится и сама вечная Женственность, как живое духовное существо, обладающее всею полнотою сил и действий. Весь мировой и исторический процесс есть процесс ее реализации и воплощения в великом многообразии форм.

Мир, по мнению В. Соловьева, состоит из частей и обязательно есть нечто целое. Проводимая Соловьевым диалектика обнаруживает, что, хотя целое и его части невозможны одно без другого, тем не менее целое образует собою новое и в сравнении с отдельными частями специфическое целое. А так как это целое в той или иной степени присутствует во всех своих частях (без чего целое не состояло бы из частей и части не были бы части целого), то возникло учение о всеединстве. А. Ф. Лосев высоко оценивает эту сторону учения В. Соловьева: “Да, это есть, попросту говоря, диалектика целого и частей в мировом масштабе”.2

Соловьев считал, что абсолют является всеединством, которое есть, а мир – всеединство в состоянии становления. Мир проходит в своем развитии два этапа. Первый этап – это эволюция природы (до человека), а второй этап – история (человеческая деятельность). На стадии эволюции природы создаются ступени единства мира. Пять ступеней: “царство минеральное, царство растительное, царство животное, царство человеческое и Царство Божие”. Эти царства характеризуются определенными признаками: минералы представляют собой категорию бытия в качестве инертного самоутверждения, растения выходят из состояния инерции, потому что представляют жизни, которые безотчетливо тянутся к свету, теплу и влаге. Животные, при посредстве ощущений и свободных движений, ищут полноты чувственного бытия: сытости, полового восполнения и радости существования (их игры и пение). Природное человечество, кроме всего этого, разумно стремится посредством наук, искусств и общественных учреждений к улучшению своей жизни, действительно совершенствует ее различные отношения и, наконец, возвышается до идеи безусловного совершенства. Человечество духовное, или от Бога рожденное, не только понимает умом, но и принимает сердцем и делом – это безусловное совершенство как действительное начало того, что должно быть во всем, и стремится осуществить его до конца или воплотить в жизни всего мира.

Развивая эту мысль, В. Соловьев писал: “Для того, чтобы достигнуть своей высшей цели или проявить свое безусловное значение, существо должно быть живым, быть сознательным, далее – быть разумным и, наконец, – быть совершенным”. “Каждое появление нового типа бытия есть в известном смысле новое творение, но такое, которое менее всего может быть обозначено как творение из ничего, ибо, во-первых, материальной основой для возникновения нового типа служит тип прежний, а во-вторых, и собственное положительное содержание высшего типа не возникает вновь из небытия, а, существуя от века, лишь вступает в другую сферу бытия, в мир явлений. Условия явления происходят от естественной эволюции природы: являемое – от Бога”.1

Философия Соловьева представляет попытку создать цельное мировоззрение, состоящее из синтеза науки, философии и религии.

“Такие философские системы, как философия Соловьева, имеют большое достоинство. Если даже эти теории и не дают окончательного разрешения тайн вселенной, то они, по крайней мере, ясно и просто показывают, что человеческий разум обладает методом и средствами для плодотворной разработки вопроса сочетания учений относительно высших и низших аспектов мира в одно единое целое”.2

“Учение Соловьева о всеединстве – это подтверждение какого-то единства, которое выше всего, во-вторых, наличие этого единства в каждый момент всего существующего. Это замечательное учение изложено в простейшей форме, и опровергнуть его невозможно”.3

Соловьев рассматривает вопросы этики в духе христианского мировоззрения. Установление в мире совершенной гармонии возможно на основе любви Бога.

Человек всегда преисполнен стремлением к совершенству. “Добровольно покоряется действию Божию как верховной власти, ...содержательно принимает то действие Божие как истинный авторитет и, наконец, самостоятельно участвует в действии Божием или входит в живой совет с Богом”.4

Разрабатывая теократическую теорию, Соловьев писал, что люди враждебны друг другу по природе. Вражда проистекает из борьбы за существование, за материальные блага жизни и не может исчезнуть пока человечество не выйдет из области естественного состояния и связанных с ним внешних вещественных интересов. Общее благоденствие человеческого рода достигается только на чисто духовной основе. Решающее значение здесь приобретает постепенное одухотворение людей, их нравственное совершенствование, проникновение в природную стихию Божественного “логоса”. Соловьев утверждает, что нравственность ни в какой степени не зависит от материального начала в человеке, тем более от экономических отношений. Она не зависит и от начала рационального, выражающегося в отношениях юридических и государственных. Экономические и политические отношения, взятые сами по себе, только разъединяют людей, и не они составляют истинную жизнь общества. В основе нормального общества, по Соловьеву, должен лежать духовный союз, который наиболее полно воплощается в Церкви. А экономические и государственные отношения служат лишь материальной средой для осуществления Божественного начала, представляемого Церковью. Так Соловьев подходит к своей идее “Богочеловечества”.

Говоря о реформировании Церкви и государства, Соловьев выступает против разделения Церквей на православную и католическую. Его идеалом была Вселенская церковь, прообраз которой он видел в Ватикане. Объединение восточной и западной Церквей должно сопровождаться созданием всемирной монархии. Только таким образом может образоваться “богочеловеческий союз”, или “свободная теократия”, которая обеспечит подлинный “христианский мир”, “истинную свободу” и всеобщую “справедливость”.

Исходные принципы своей философской системы В. Соловьев изложил уже в магистерской диссертации “Кризис западной философии”. В последствии они получили дальнейшее развитие и обоснование в “Философии цельного знания”, в докторской диссертации “Критика отвлеченных начал” и во многих других сочинениях, посвященных различным разделам философской науки.

Он писал, что “философия”, в смысле отвлеченного, исключительно теоретического познания, окончила свое развитие и перешла безвозвратно в мир прошедшего, теперь философия должна существовать для того, чтобы обратить все свои средства на достижение общей верховной цели познания.

Существо истины – это “всеединство”, постигаемое в “цельном знании”, в основе которого лежит всесторонний синтез религии, философии и науки или, иначе, веры, мысли и опыта.

“Всеединство” бытия у Соловьева распадается на условное и безусловное. Безусловное – это Бог, творческая воля которого пронизывает все. Условное, неистинное и несовершенное – это природа, внебожественный мир. Человек занимает некое среднее положение между безусловным началом и миром явлений.

В системе Соловьева сочетается специфически философская и теологическая проблематика. Богословствование Соловьева строится на синкризе разнородных элементов христианской мистики, рационалистической философии теоретизирования, естественно-научных данных. Центральной идеей у Соловьева выступает религиозно-антропологическая проблема “Богочеловечества” личного и общественного спасения человека в сотрудничестве с Богом. Философскими источниками религиозной антропологии Соловьева были Плотин и Кант, что выразилось в его представлении об одновременной причастности человеческого существования двум мирам - миру умопостигаемого бытия и миру чувственно-воспринимаемых вещей. Это сочетается в философии Соловьева с мистическим и эсхатологическим историзмом пониманиям первородного греха как исход точки исторического времени, а “страшного суда” и победы над мировым злом - как конца истории.

Соловьев рассматривает человеческую судьбу как имманентно драматическую, погруженную в бурный поток насыщенного злом земного бытия и томящуюся о мире вечного и неизменного.

В. С. Соловьев стремится построить оптимистическую концепцию спасения человека и совокупного человечества, исходя из представления о принципиальной благоустроенности человеческой природы в силу её идеальной причастности к Абсолюту.

Реализацию такой причастности Соловьев видит во Вселенской Церкви как становящемся “богочеловеческом” организме. Под влиянием “старших” славянофилов и Ф. М. Достоевского, Соловьев усматривает в Церкви основу будущей “общинности”, основу добровольной солидарности людей. Разрыв Церкви с современной секулярной культурой Соловьев воспринимает как явление трагическое. Преодоление возможно только на пути возвращения человечества к идеи Церкви с удержанием всех положительных приобретений секулярного прогресса. Соловьев считает, что именно христианством задана исходная установка “прогресса” - “... бесконечное стремление осуществить на земле, в данном мире... царство правды, хотя действительный характер царства правды и утратился”.

Исходя из принципов христианства и сукулярной культуры нового времени, Соловьев видит общественно-историческую задачу в освобождении человеческого сознания от внешнего давления путем придания ему “внутреннего содержания” и этим подготовить человека к разумному восприятию христианских ценностей.

Метафизика Соловьева включает концепцию положительного всеединства, которая строится методом “Критики отвлеченных начал”. Отвлеченные начала (категории), устанавливаемые сознанием в итоге дискурсивной работы над данными опыта, выражают, по Соловьеву, не целостный предмет познания (сущее), а его предикаты и заключают тенденцию к обособлению и стремятся незаконно занять место целого. Соловьев приходит к суждению, что “отвлеченность”, обособленность – главный порок не только категорий мышления, но и “тварного” падшего мира, отсюда попытка феноменологического определения зла, извращенного взаиморасположения элементов. Соловьев предлагает “принцип положительного всеединства - “полная” свобода составных частей в совершенном единстве целого”. Гносеологическим аспектом концепции положительного всеединства является теория “цельного знания”, как синтез “типов философии”.

Соловьев ставит задачу “... ввести религиозную истину в форму свободно-разумного мышления и реализовать её в данных опытной науки”.

Задача “цельного знания” - познание абсолютного “... как в нем самом, так и в его отношении к эмпирической действительности субъективного и объективного мира”.

Его необходимые предпосылки это: вера в безусловное существование предмета познания, воображения или умственное созерцание идеи предмета; творчество-воплощение этой идеи в актуальных ощущениях, или образах внутреннего мира. Соловьев утверждает возможность действительного познания сущего.

Онтологическая разработка понятия положительного всеединства совершается Соловьевым в контексте общей концепции абсолютного. Соловьев приходит к утверждению относительности бытия и безусловности сущего, которое “... есть начало всякого бытия”; оно “... не есть ни бытие, ни небытие”, но то, “... что полагает или производит бытие...” Соловьев делает вывод, что сущность абсолютного есть положительное всеединство, философским определением которого является безусловная, единая и всецелая идея, а личностным и теологическим аспектом - София, Божественная Премудрость.

Определив бытие как соотношение сущего и сущности, Соловьев выделяет следующие модусы бытия: воля, представление, чувство. Модусами положительного всеединства считает: благо, истину, красоту.

В разделе “Теория мирового процесса”, Соловьев ставит задачу соединить христианскую теологию с естественно-научным и философским эволюционизмом. Эволюционизм является составляющей его учения о теодицеи. Разделяя общехристианский взгляд на природный космос как на результат Божественного творчества, Соловьев признает это творение несовершенным, а только идущим к совершенству. “Грубая кора вещества”, временная и пространственная разорванность, механическая причинность воспринимаются им как тюрьма для всякой твари, а не только для человека. Учение о душе мира - самое темное место в соловьевской конструкции вселенского процесса. Иногда он отождествляет её с Софией, а иногда усматривает в ней противообраз Софии, - первая тварь, мать внебожественного мира, душа хаоса, земля, “центр всеобщего сознания природы”. Для Соловьева, в отличие от Франка, деятелем космического процесса является не божество, а мировая душа. Соловьев считает основными этапами космогонии являются: собирание хаоса в первичное единство силою всемирного тяготения, затем воссоединение вселенского тела свето-электромагнитными силами, то есть в основе мира признается энергия; возникновение жизни как органического единства новообразованной материи и световой силы; и, наконец, появление человека.

В антропологии Соловьев рассматривает учение о мессианском призвании человека как возделывателя и устроителя природы, её освободителя и спасителя. Человечество, по определению Соловьева, есть “богоземля”, посредник между божеством и природой. Человеческое сознание, способное вместить в себя все, уже содержит форму всеединства, однако своей телесностью коренится в материальной стихии бытия. Поэтому человек призван перерождать и видоизменять внебожественную природу до её одухотворения. “Подчиниться Богу и подчинить себе природу, чтобы спасти её - вот, по мнению Соловьева, в двух словах мессианический закон”. Единство Бога и внебожественного мира, возглавляемого человечеством, выступает у Соловьева как цель мировой истории. Смысл истории Соловьев видит в одухотворенности и облагороженности человечества. Основное препятствие между эмпирическим человечеством и грядущим богочеловечеством Соловьев усматривает в трех искушениях: “искушение плоти”, “искушение духа” и “искушение власти”.

Историю развития человеческой культуры Соловьев мыслит как непрерывный диалог между сознанием совокупного человечества и божественным разумом.

Согласно Соловьеву существует три ступени откровения.

1. Естественное откровение, или познание внешнего мира природы.

2. Отрицательное откровение – это сверхприродное Ничто, противопоставленное природному миру (будизм).

3. Положительное откровение, оно открылось ветхозаветному сознанию.

В личности и учении Христа совокупное человечество получило всю полноту положительного откровения. Однако, рассуждает Соловьев, историческое человечество оказалось не на высоте явленного ему откровения. Христианство не смогло побороть вековой культурный антагонизм между Востоком и Западом. Сила Востока, считает Соловьев, в глубине его религиозных созерцаний, человеческая личность выглядит в них приниженной и лишенной смысла; сила Запада - наоборот, в гипертрофии личностного, человеческого начала. В результате раскола христианства, на Востоке восторжествовало почитание “бесчеловечного бога”, а на Западе - “безбожного человека”. Освобождение богочеловеческих потенций человеческого рода Соловьев видит в религиозном и культурном примирении Запада и Востока. Эту мысль развивает и Франк, рассматривая отношения между Россией и Европой.

Соловьев связывает надежды на применение Востока и Запада в реализации исторической миссии России в религиозно-культурном посредничестве между ними.

Человек, по Соловьеву, оказывается связующим звеном между божественным и природным миром именно как существо нравственное. Преодолевая детерминацию силою нравственного подвига, человек приближается к абсолюту, знаменующему полноту “истины, добра и красоты”.

Проблему реализации добра на земле Соловьев решает как церковный мыслитель, для которого личность Христа - свидетельство и гарантия конечного торжества добра в мире. Выступая против мирового зла, Соловьев стремился найти в мире самозаконную нравственность. Изучая вопрос свободы и необходимости в истории, Соловьев оказался философской предтечей этики религиозного экзистенциализма.

Соловьев, рассматривая вопрос об отношении между Востоком и Западом, выделяет особую миссию славянского Востока. Резко выступая против национализма, он позволяет себе сравнение, что национализм так относится к национальности, как эгоизм к личности. Он писал, что существует великая разница между народностью как положительной силой в живых членах единого человечества и национализмом как началом отдаления частей от целого, – началом, отрицающим человечество и губящим саму народность.

Наша жизнь, говорит Соловьев, полна всякого рода мучений, далека от всеобщего блаженства. Высшей целью исторического процесса является духовное общение людей, которое Соловьев называет Церковью. Под Церковью Соловьев понимал некую всеобщую целостность и всеохватность бытия, некое всеединство. В итоге Соловьев приводит духовное развитие человечества не просто к Церкви, а к трем важнейшим категориям человеческой мысли: Истине, Добру и Красоте. Отсюда философская система Соловьева складывается из трех основных частей: учение о нравственности, учение о знании, учение о красоте.

Практическая направленность русской философии на преобразование несовершенной действительности проявилась в этическом учении Соловьева, раскрытом в его книге “Оправдание добра”. “Безусловное нравственное значение человеческой личности, – пишет Соловьев, – требует для нее совершенства и полноты жизни. Это требование не удовлетворяется ни простым отрицанием несовершенства (как в буддизме), ни одним идеальным причастием совершенству (как в платонизме или вообще идеализме); оно может быть удовлетворено только действительным присутствием и осуществлением совершенства в целом человеке и во всем его жизненном круге”.1 Таков, по его мнению, характер христианства и его существенное отличие от буддизма и платонизма.

Соловьев рассматривает религию и науку как формы духовного совершенствования. “Между реальным бытием духовной и материальной природы нет разделения, а существует теснейшая связь и постоянное взаимодействие, в силу чего и процесс всемирного совершенствования, будучи богочеловеческим, является и богоматериальным”.

Царство Божие есть окончательная цель всякой жизни и деятельности как высшее Добро, Благо и Блаженство – таков вывод этической теории В. Соловьева.

Действительное начало нравственности заключается в трех основных чувствах, присущих человеческой природе: чувстве стыда, охраняющем наше нравственное достоинство от захвата его животными влечениями, в чувстве жалости, которое уравнивает нас с другими; и религиозном чувстве благоговения, познание высшего Добра.

Отвечая на вопрос о смысле жизни, Соловьев писал, что недостойно человека быть только средством или орудием природного процесса, в котором слепая сила жизни увековечивает себя за счет рождающихся и гибнущих особей, поочередно вымещающих друг друга. Человек как нравственное существо не хочет повиноваться этому природному закону вымещения поколений, закону вечной смерти, он не хочет быть вымещающим и вымещаемым, он ощущает потребность вместить в себе самом полноту вечной жизни. Разрешение этого рокового противоречия он видит в том, чтобы рождающиеся вновь не повторяли бы только то, что делали рождающие. “Ведь вся прелесть детей для нас, особая человеческая их прелесть, неразрывно связана с предложением и надеждой, что они будут не то, что мы, будут лучше нас, – не количественно лучше, а по самому своему существу, – что они будут люди другой жизни, что в них действительно наше спасения – нас и всех предков наших”.1

Учение о душе мира, о Софии, у В. Соловьева космологично. Природа, по учению Соловьева, одновременно множественна и едина. С одной стороны, в ней царит начало разобщенности – пространство и время определяют точки бытия друг друга. Многообразие существующее в природе, по Соловьеву, – это повторение изначального многообразия в сфере идей, и в этом смысле природа в сущности своей не отлична от абсолюта. София же, по учению Соловьева, есть “универсальная субстанция”, не “истинная причина творения и его цель,” она есть принцип (“начало”), в котором Бог создал небо и землю. Поэтому она есть душа мира, “ангел-хранитель мира”, она “есть лучезарное и небесное существо, отдельное от тьмы земной”.

Философия Соловьева включает несколько разделов: метафизику, антропологию и космологию.

Изложение системы Соловьева надо начинать с его метафизики. В метафизике Соловьева особенно ясно ощущается две идеи. С одной стороны, учение об абсолюте как “всеединстве”, о порождении абсолютом своего “другого”. С другой стороны, центральным понятием его системы становится доктрина Богочеловечества, отражающая христианское содержание его учения.

Соловьев в понятии абсолютного различает “два полюса”. “Первое абсолютное” (абсолютно сущее или сверхсущее), по убеждению Соловьева, нам открывается непосредственно в своей действительности. Действительность “второго абсолютного” открывается всецело “из разума” в результате рациональной дедукции. Тут же Соловьев упрекает пантеизм в том, что он “всегда смешивает и отождествляет “второе абсолютное” с “первым”: “второе абсолютное” – это, в сущности, “идеальный космос” Платона, “начало или производящая сила бытия, множественность форм” или “идея”. Далее оказывается, что “второе абсолютное” “само по себе, в отдельности от абсолютного первоначала, существовать не может”. “Второе абсолютное” осталось “таинственным и загадочным”.

С космологией связана проблема зла и хаоса; эта проблема занимала его всю жизнь. Природа, по учению Соловьева, одновременно множественная и единая. С одной стороны, в ней царит начало разобщенности – пространство и время отделяют точки бытия друг от друга. Многообразие в природе есть, в сущности, повторение изначального многообразия в сфере идей, и в этом смысле природа в сущности своей не отлична от Абсолюта. Но недаром она есть “его другое”, взаимное вытеснение, борьба и вражда, “внутренняя рознь”, хаотическое начало, которое характерно для внебожественного бытия. Вместе с тем бездействующие в природе силы не разрушают ее: природа сохраняет свое единство, хаос постоянно укрощается самой природой, являющейся в целом подлинным космосом.

В. С. Соловьев считает, что все человеческие элементы образуют цельный, вместе с тем универсальный и индивидуальный организм – организм всечеловеческий. “Душа мира или идеальное человечество, содержит в себе и связывает все живые существа или души”.1

Несомненный интерес представляют идеи Соловьева в антропологии. В основе метафизических представлений Соловьева лежит представление о том, что космос есть “другое” в Боге, абсолютное бытие, но только “абсолютное становящееся”. Соловьев сблизил эту концепцию с христианской доктриной о Богочеловечестве, отводя место человеку между этими двумя абсолютными, подчеркивая, что в нем (человеке) раскрывается с достаточной полнотой вся тайна “абсолютного становящегося”. Причем “второе абсолютное” Соловьев называет “существом таинственным и загадочным”. “Разрешение этой загадки, объяснение этой тайны мы находим в самих себе, ибо каждый действительный человек, будучи безусловно сущим... подлежит и природным, эмпирическим состояниям”. Учение о человеке в философии Соловьева трактуется на фоне соединения божественного начала с душой мира, с позиций онтологического и аксиологического дуализма. “В человеке мировая душа впервые внутренно соединяется с божественным Логосом в сознании - как чистой форме всеединства.” “Человек не только имеет ту же внутреннюю сущность жизни - всеединство, которое имеет и Бог, но он свободен восхотеть её, как Бог,” следовательно, “может утверждать себя отдельно от Бога, вне Бога”. Самостоятельность человека загрязнила космос, потому что ранее “человек, как духовный центр мироздания, обнимал своей душой всю природу и жил одной с ней жизнью, любил, понимал, а потому и управлял ею, то теперь утвердившись в своей самостоятельности, закрыв от всего свою душу, он находит себя в чужом и враждебном мире, который уже не говорит с ним на понятном ему языке и сам не понимает и не слушает его”. До грехопадения сознание человека имело в себе прямое выражение всеобщей связи, затем “потеряло свое содержание”, вынуждено “искать свое содержание”, а это “теогонический процесс” или искание Бога. “Это постепенное одухотворение человека через внутреннее усвоение и развитие божественного начала образует собственно исторический процесс”, внутри которого происходит Боговоплощение, или действительное и индивидуальное соединение Божественного Логоса с душой мира. Соловьев в своей метафизике приходит к выводу, что “к человеку тяготела и стремилась вся природа, к Богочеловеку направлялась вся история человечества”.

К философской антропологии Соловьева относится его учение о “вечном человеке”, “о человечестве, как едином существе”.

“В природе, - пишет Соловьев, - каждое существо ограничено, условно и преходяще - оно безусловно и вечно только в своем абсолютном начале, в Боге. Человек же безусловен и вечен не только в Боге, но и самом себе... каждое “я” есть нечто безусловное и единичное, представляет некоторое безусловное, ему одному свойственное качество, есть некоторая безусловная идея”. Представляют интерес размышления Соловьева о “вечном человеке”. “Говоря о вечности человека или человечества, мы не разумеем природного человека, как явление... человек, как эмпирическое явление, предполагает человека, как умопостигаемое существо, - о нем - то мы и говорим”.1

“Наше я, - считает Соловьев, - хотя бы трансцендентно развитое, не может быть средоточием и положительной исходной точкой истинного познания,” достоверны “лишь субъективные состояния сознания - психическая материя, общая логическая форма мышления, достоверен, наконец, философский замысел или решимость познать истину.” Антропологический аспект взглядов Соловьева - разрушение учения о личности, как замкнутом бытии, утверждение сверхличной сферы, которой питается отдельный человек.

Антропологические выводы Соловьев дополняет в статье о Б. Спинозе. “То, что (обычно) называется душой, - читаем в этой статье, - что мы называем нашим “я” или нашей личностью, есть не замкнутый в себе и полный круг жизни, обладающий собственным содержанием, сущностью или смыслом своего бытия, а только носитель или подставка (ипостась - hypostasis) чего-то другого, высшего”. “Отдаваясь этому другому, забывая о своем “я”, человек... на самом деле удерживает себя в своем истинном значении”. “Самостоятельность или самосодержательность нашей личности есть только формальная; действительно же самостоятельной и содержательной она делается лишь утверждая себя, как подставку другого, высшего”. В философии персонализма Соловьева нашла продолжение идея пантеизма Спинозы.

Соловьев разрабатывает концепцию человечества как некое всеединство. “Субъектом исторического развития является человечество, как действительный, хотя и собирательный организм”. “Все человеческие элементы образуют такой же цельный, вместе и универсальный индивидуальный организм - организм всечеловеческий.” И далее Соловьев пишет, что “душа мира или идеальное человечество в развити нового понятия “всечеловеческого организма”, содержит в себе и связывает все живые существа или души”. Им является “сущий субъект тварного бытия,” и одновременно “существо двойственное”: присущее ему божественное начало “освобождает его от тварной природы, а эта последняя делает его свободным относительно Божества”. “Всечеловеческий организм” Соловьев называет “всеединой личностью”. Говоря об отдельном лице, Соловьев подчеркивает, что “бытие этого лица в трансцендентной сфере не есть индивидуальное в смысле здешнего реального бытия. В истине индивидуальное лицо есть только луч живой и действительный, но нераздельный луч одного идеального светила - всеединой сущности. Отдельное лицо есть только индивидуализация всеединства, которое неделимо присутствует в каждой из своих индивидуализаций”.1

Соловьев делает вывод: “Надо чтобы мы относились к социальной и всемирной среде, как к действительному существу”. “Первичная реальность есть человечество, а не отдельное лицо; человечество есть существо, становящееся абсолютным через всеобщий прогресс”.1

Рассматривая человечество как единое, Соловьев пишет “человечество истинное, чистое и полное - есть высшая и всеобъемлющая форма и живая душа природы вселенной, вечно соединенное и во временном процессе соединяющееся с Богом и соединяющее с Ним все, что есть”. Этим является “София - Великое, царственное и женственное Существо,” “воспринимающее Божество”.2 Во взглядах Соловьева сочетается антрополия с метафизикой. Метафизический дуализм позволяет Соловьеву обозначить два начала в человеке, подчеркнуть в нем начало хаоса, которое является “другим” в божестве. “Бог любит хаос в его небытии... и хочет, чтобы он существовал... поэтому Бог дает свободу хаосу”.

В антропологии Соловьева одним из направлений является учение андрогинизма, в котором передается “смысл” любви не с индивидуальным “преображением”, а с конечной задачей истории в его прошлом, настоящем и будущем. Соловьев считает, что “любовь существует пока лишь в своих зачатках или задатках”. Философ подчеркивает, что в отличие от разума, который раскрывается в человеке не им самим, любовь может раскрыться с наибольшей полнотой, “через него самого”. Любовь “производит или освобождает духовно-телесные токи, которые постепенно овладевают материальной средой, одухотворяют её и воплощают в ней те или иные образы всеединства”.

“Таинственный образ Божий”, считает Соловьев, “относится к истинному единству двух основных сторон его - мужской и женской”, он “вписан” в человека, как его задача, а не как реальность. “Живой идеал Божией любви предшествует нашей любви, содержит в себе тайну её идеализации”3 - таков вывод Соловьева. И далее он пишет, что задача любви не может быть оторвана от всего человечества: “наше перерождение (которое Соловьев считает задачей половой любви) неразрывно связано с перерождением вселенной... с развитием всемирной жизни... в полнейшем единстве всех”.1 Любовь, с присущей ей идеализацией любимого существа, есть лишь “индивидуализация всеединства”; под формой любимого предмета нам сообщается сама всеединая сущность”.2 Соловьев считал, что выполнил свою задачу, “связавши половую любовь с истинной сущностью всеобщей жизни”, то есть показал человеку, что “подобие Божие” задано нам, а образ Божий есть идеал.

Обращаясь к проблемам эстетики, Соловьев пишет, что искусство должно быть реальной силой, просветляющей и перерождающей весь человеческий мир, что задача искусства – продолжение того художественного дела, которое начато природой.

Творчество В. С. Соловьева впитало в себя основные тенденции отечественной философской мысли. Вся его философия наполнена стремлением преобразовать жизнь в целях духовного совершенства. В. С. Соловьев полагает, что душа человеческая бесконечна и бессмертна, а гарантом этого выступает Христос, именно в нем открылась бесконечность человеческой души. Он дает возможность полагать, что может существовать духовный человек. Причем божественное и природное должны быть соединены в таком человеке и находиться в согласии. Духовный человек – это Богочеловек, имеющий нравственные ориентиры и этические принципы. В. С. Соловьев обосновывает необходимость действий на основе всечеловеческих ценностей. В этом его гуманизм. Человек восходит от природы (зверочеловек) к человеку духовному, к человеку реальному (Богочеловеку). То есть духовный человек обязательно несет в себе этические принципы, он обязательно морален. Это восхождение от зверочеловека к Богочеловеку и есть творческая революция, являющаяся основой духовного совершенствования человека.

Соловьев был уверен, что исторический процесс приведет постепенно к появлению идеальной человеческой цивилизации – свободной вселенской теократии. По его мнению, достигнутый в процессе исторического развития нравственный прогресс уже сам по себе обусловливает претворение в жизнь человеческим обществом идеалов абсолютного добра. За эти идеи Соловьева критиковал П. Н. Новгородцев, не соглашаясь, что их возможно применить к конкретной исторической действительности, считая их утопическими. В конце жизни Соловьев и сам разочаровался в идее всемирной теократии, да и вообще в существовании прогресса и одолении зла добром в этом мире.

И все – таки, кто был В. С. Соловьев – славянофил или западник? Однопорядково ответить на этот вопрос сложно, следует порассуждать. На защите кандидатской диссертации В. С. Соловьев объявил бессмысленным славянофильское учение о вере без всякого разума и науки. Резко расходясь со славянофилами, В. Соловьев резко расходился и с западниками в их невнимании к специфическому лицу русского народа. “Россия для Соловьева ни с малейшей стороны не является славянофильским апофеозом старины. Но она для него никогда не была также и безразличным конгломератом и простой ареной для западной... цивилизации”.1

А. Ф. Лосев писал, что В. С. Соловьев всегда сердечно любил Россию, всегда питал к ней патриотические чувства, мечтал о великом будущем своей родины. Прошлые и настоящие язвы России были ему порой настолько невыносимы, что он обращается к католицизму, но разочаровывается. “Не находя опоры ни в прошлом, ни в настоящем России, он стал строить какие-то невообразимые теократические утопии, в которых Россия по-прежнему оставалась у него ведущей страной мирового значения”.1

А теперь хочется задать вопрос: не было ли пророческим предчувствие В. С. Соловьева за судьбу России по поводу ощущаемых им надвигающихся катастроф?

В 1900 году за три месяца до смерти Владимир Соловьев предвидел: “Я чую близость времен, когда христиане будут собираться опять на молитву в катакомбах, потому что вера будет гонима, – быть может менее резким способом, чем в Нероновские дни, но более тонким и жестоким: ложью, насмешкой, подделками – да мало ли еще чем!.. Разве ты не видишь, что надвигается? Я вижу, давно вижу”.2

В последней книге “Три разговора” В. С. Соловьев поразительно точно описал пришествие тоталитаризма, сулящего земной рай за безоговорочное подчинение власти обожествляемого вождя. В. С. Соловьев не мог убедить современников в приближении тех великих перемен, которые он предчувствовал, он умер непонятным и отверженным, однако его идеи остались и живут в творчестве каждого нового поколения русских философов и поэтов.

В. С. Соловьев стал основоположником оригинальной школы русской религиозной философии. Одним из представителей этой школы и последователем идей В. С. Соловьева стал о. Павел Флоренский.