Тем, кто интересуется философскими, социологическими и психологическими вопросами теории познания и сознания, я настоятельно рекомендую ознакомиться с книгой человека трагической судьбы, исключительно талантливого грузинского ученого Константина Романовича Мегрелидзе «Основные проблемы социологии мышления».

Константин Романович родился в Грузии в 1900 году. Окончив Тбилиский государственный университет, основанный в 1918 году, он был командирован в Германию для совершенствования знаний. В Германии им был прослушан курс лекций Гуссерля. После возвращения на родину молодой ученый начал работать над проблемами развития мышления. С 1932 года жил в Ленинграде и трудился в Институте языка и мышления Академии наук СССР.

Печально известные 30-е годы. Страх и недоверие точат душу, вызывают приступы истерии и доносительства. В это смутное время были безвозвратно утеряны для Отечества многие мыслящие люди и бесценные рукописи. Утерянными оказались и работы Константина Романовича ленинградского периода.

В 1938 году должен был выйти из печати фундаментальный труд Мегрелидзе «Основные проблемы социологии мышления», но этого не произошло, так как автор попал в разряд «подозрительных умников». Спасаясь от репрессий, он перебирается в Грузию, где с помощью друзей продолжает свою научную работу в Грузинском филиале АН СССР. Но все же волна репрессий настигает его и там. Арест. Допросы. Лагерь. В 1944 году Константин Романович погибает. Новый труд, над которым ученый работал, развивая идеи «Основных проблем социологии мышления», считается утерянным.

Впервые книга «Основные проблемы социологии мышления» была издана в 1965 году в Тбилиси, переиздана там же в 1973 году.

Эта книга попала мне в руки примерно в 1968 году, когда я был студентом философского факультета Киевского государственного университета, и заставила совершенно по-новому взглянуть на становление советских философских школ в 20 — 30-е годы. Я увидел в лице Константина Романовича образец высокообразованного, культурного и чрезвычайно талантливого философа, самостоятельно и критически мыслящего. Уверен, знакомство с его книгой будет весьма полезно как для начинающих философов, социологов и психологов, так и для умудренных научной деятельностью профессионалов.

Берясь за работу над рукописью книги «Основные проблемы социологии мышления», Мегрелидзе предварительно многое переоценил. Из прошлых своих занятий философией и психологией он извлек несомненную пользу, а именно: убедился, как и Гуссерль, что вопросы мышления надо изучать с радикально новых позиций. Поскольку господствующие в Европе течения психологии и философии вразумительных ответов на эти вопросы не давали, Мегрелидзе занялся более конкретными вопросами из истории развития представлений о числе, времени, пространстве, причинности и т. д. В процессе исследований, включая лабораторные, он понял, что изучать мышление изолированно от других проявлений общественной жизни бесполезно. Ему стало ясно, что проблемы мышления и познания представляют собой лишь часть более общего вопроса о процессе общественно-исторического развития. В этом отношении Мегрелидзе всецело разделял марксистский взгляд на взаимосвязь науки и общества в процессе социального историотворчества. Что это означало для Мегрелидзе?

Это означало, что опорой теории научного познания должна служить не феноменология в духе Гегеля или Гуссерля, а материалистическое понимание истории. Только в таком случае, полагал Мегрелидзе, теория познания из умозрительной философской дисциплины, плетущей фантастический узор, может быть превращена в практически ценный инструмент как для философии, так и для других наук, достигших уровня теоретического самосознания.

Если, как полагает Мегрелидзе, познание начинать с самого зародыша, то возникновение сознания пришлось бы отнести к первичным приспособительным движениям простейших организмов. С точки зрения поиска биологических корней сознания можно было бы считать бесспорным положение натуралистов о том, что сознание и весь вообще духовный мир человека представляют лишь высшие Ступени развития физико-химических сил материи.

Натуралистическая точка зрения сводит все вопросы сознания и познания к естественным процессам нервно-мозговой деятельности. Между поведением амебы и поведением человека видят только количественную разницу, разницу в степени сложности, а не разницу по существу.

Если двигаться в указанном натуралистами направлении, то легко прийти к заключению, упраздняющему ряд наук о человеке, поскольку биология подмяла бы под себя все общественные науки. Идя дальше, мы могли бы все свести к одной-единственной науке — физике. Это — явная нелепость.

Человеческое сознание хотя и ведет свою родословную от животного сознания, но лишь в той мере, в какой человек ведет свою историю от животного состояния к человеческому. Разгадка человеческого способа мышления лежит не в нервной системе, не в мозгу, а в тех природных и социальных условиях существования, которые заставляют мозг в одну эпоху работать и думать так, а в другую — иначе. Нет спора, что общая нервно-психическая организация человека дает о себе знать и в умственной деятельности, но в формировании образа мыслей и мировоззрения она играет отнюдь не главную роль.

Способность организма занять в среде более выгодное для его жизни положение составляет ту начальную основу, из которой развивались различные формы сознания, включая человеческое. Проявление животного сознания представляет собой примитивную и неразвитую форму активного отношения субъекта к среде обитания.

Строение поля сознания зависит в значительной степени от состава и строения самой ситуации, от ее проблемности. Таким образом, основа сознания находится не только в голове, но некоторым образом и в вещах.

Осознание ряда событий доступно и животному, но у животного процесс осознания не имеет устойчивого, относительно длительного характера. Если окружающая обстановка постоянно не обновляется и если перед сознанием не встают новые задачи, оно, вспыхнув, сразу же гаснет.

Общение в мире животных не представляет проблемы. Поэтому озадачивающие сознание ситуации не так уж часты. Для возникновения потребности в общении необходимо нарушение непосредственного общения. Общение и взаимное понимание индивидуумов предполагает известную отдаленность их друг от друга и наличие у них различного содержания сознаний, различного знания, то есть общение должно стать проблемой, чтобы возникла потребность в нем. Это возможно, когда разрыв естественных уз заполняется посредником искусственного происхождения — продуктами труда, включая орудия труда. Трудовая деятельность перестраивает сознание зверя и возвышает его до ступени человеческого разума, создает человеческий способ общения и речь как практически действующее сознание.

Изменять трудом мир — значит также и познавать этот мир. Исторически первым познавательным актом является трудовой акт. Благодаря применению искусственных орудий труда человек совмещает в себе разные способы действий, становится фокусом различных функций, которыми природа одарила другие существа по отдельности. Разносторонностью своей деятельности человек окончательно преодолевает собственную биологическую ограниченность.

Рассмотрим пример, связанный с деятельностью человека по изготовлению топора и использованию его по назначению.

Понятно, что изготовление топора возможно только в связи с осознанием цели его использования. Топор изготовлен. Его удар подвергает испытанию сам топор и степень объективности оценки предмета воздействия. Тем самым осуществляется практический анализ и практическое обобщение объективных свойств предметов, взаимодействующих со свойствами вещества топора. Практическое испытание данных свойств есть первая форма разумной абстракции, разумного обобщения.

Топор — это не только предмет с определенными физическими свойствами и определенной формы. Топор как орудие — это общественно выработанный способ действия и те трудовые операции, которые опредмечены в функциях топора. Следовательно, когда мы применяем топор или любые другие орудия труда, включая инструменты научного познания, они уже не выступают по отношению к нам как внешние предметы. Теперь они образуют как бы часть нас самих.

Любое орудие труда — это система социально осмысленных действий. Знание этих действий образует то, что называется мышлением человека. В таком случае содержанием сознания является сознательное мышление (мышление со знанием дела), то есть содержанием сознания является не просто «архивное» знание, а знание как деятельность, осуществляющая подготовку практических действий.

Социально-историческая практика людей закрепляется в языковых значениях. Значение есть то, что указывает на объективную природу предмета. Овладевая языком и другими видами социокультурной деятельности, человек овладевает системой социальных ценностей, составляющих ядерную (наиболее значимую) часть смысла его деятельности как личности.

Сознательное отражение объективной действительности характеризуется наличием специфического внутреннего состояния — отношения внутреннего смысла жизнедеятельности субъекта к объективному значению, которое им «владеет» в той мере, в какой он сам овладел системой социокультурных ценностей, включая язык. Таким образом, значение — это та форма, с помощью которой человек овладевает обобщенным социальным опытом, закрепляя его благодаря тем или иным языковым средствам в своих понятиях.

Понятия не являются застывшими «сущностями». Понятие — это живое интеллектуальное образование. Иными словами, понятие есть прежде всего понимание, есть процесс интеллектуальной деятельности. При понимании наше сознание стремится работать так, чтобы получилась определенная смысловая композиция, своеобразно отражающая структуру проблемной ситуации, подлежащей осмыслению.

Как подчеркивает Мегрелидзе, познание может стоять на высоте понимания действительности только в том случае, если понятия учитывают и выражают определенные, объективно существующие свойства и отношения. Такие понятия, избавляя науку от схоластики и догматизма, гарантируют ей постоянную связь с действительностью, обеспечивают плодотворное развитие научной мысли. Поэтому при каждом затруднении в познании следует обращаться не к смыслу самого понятия, а к тому реальному смыслу объектов, который понятие старается выразить.

С философами слишком часто случается, что, рассуждая о предмете, они забывают о нем и начинают «мудрствовать» о его понятии. Как только они возомнят, что понятия — это самодовлеющие сущности, находящиеся вне связи с конкретным предметным содержанием, утверждаются схоластика и бесконтрольный произвол игры пустыми словами-понятиями. В таком идеализме, писал Мегрелидзе, часто бывают повинны многие «мыслители», бездарно рассуждающие о «парных категориях» («количество и качество», «форма и содержание» и т. д.) так, как будто эти понятия имеют самобытный смысл. Философы эпохи схоластики и отцы церкви также думали, что стоят на верном пути познания, если, исходя из смысла одних только понятий, выводили из них чисто логическим образом всякие заключения о существовании Бога или чертовщины. В результате этого реальный предмет познания подменяется тощей абстракцией, а идеи кажутся первоисточником действительности, ее сущностью.

Всякий интересующийся вопросами гносеологии должен знать, что абстракция — не самоцель, а средство для разумного преобразования окружающего человека мира в соответствии с законами этого мира. Люди познают предметы не ради них самих, а ради удовлетворения своих практических нужд и интересов. Поэтому вещи обыкновенно познаются со стороны их реального значения для многих, а не со стороны капризов и прихотей. одного или немногих, готовых насиловать природу и всех себе подобных ради корысти, эгоизма, властолюбия.

Обобщать означает для пытливого искателя Истины располагать в один мыслительный ряд предметы одинакового назначения, подводя их под одно общее всем им понятие. Из этого вытекает, что образование общих понятий протекает не по внешнему сходству предметов, а по тождественности или разности функций этих предметов в практической деятельности людей. Иначе говоря, вещи, включаясь в кругооборот общественных отношений, как бы сами по себе обобщаются, точнее, обобществляются человеком, и факт этого обобществления фиксируется с помощью общих понятий, с помощью обобщающей деятельности сознания. Вот почему нет ничего странного в том, что обобщение можно рассматривать не только как продукт умственной деятельности, но и как продукт общественной практики сознательно действующих людей. На этой основе Мегрелидзе строит материалистическую теорию сознания и познания.