Рассматривая понятие идеала, Гегель указывал на то, что идеал есть не просто идея, а энергия саморазвития в мире красоты. По его мнению, учение о красоте находится в тесной связи с учением о свободе. Соответственно этому утверждается: если всемирная история есть прогресс в сознании свободы, то форма прекрасного — это явление свободы. Без состояния свободы нет и не может быть эстетического мира. Несвободный человек относится ко всему сугубо потребительски; он не в состоянии выйти за пределы полезности в своих оценках людей, идей, вещей. Эстетическое же отношение к миру всегда отмечено свободой. Это отношение не имеет ничего общего с «чистым эстетизмом», которое сродни медитативному созерцанию йогом своего пупка.

Энергетическим запалом свободы служит гуманистический идеал. Идеалом проникнуто истинно человеческое поведение. Идеал по самой своей сути не может быть безобразным. Его лик прекрасен, как прекрасен и его смысл. В противном случае мы имеем дело не с идеалом, а с предметом слепой веры, уродующей духовный мир человека.

Несвободному человеку красота представляется приятным излишеством. Поэтому неумелые защитники красоты порой пытаются приписать предметам искусства «серьезные» цели, то есть пытаются представить их в качестве посредников-примирителей между разумом и чувственностью.

Красота в искусстве может служить источником забав и развлечений, делать более привлекательной внешнюю сторону жизни, украшая окружающие нас предметы. Но в этом случае искусство является не самостоятельным, а служебным видом деятельности. Мы же, по словам Гегеля, хотим говорить об искусстве свободном как с точки зрения цели, так и с точки зрения средств для ее достижений.

Свободное художественное творчество — это деятельность, освобождающая истинное содержание явлений человеческой жизни от обмана. Благодаря такой деятельности художественное произведение не только вызывает чувство удовольствия, но и активизирует оценочную деятельность, так как мы подвергаем суду нашего разума содержание и форму данного произведения.

Оценочная деятельность предполагает своеобразное удвоение человека. Теперь он существует не только как продукт природы, но и как продукт культуры, то есть осознает свою связь с природой и обществом. Это удвоение постигается посредством изменения внешних предметов, в которых запечатлевается внутренняя жизнь человека, его интересы и цели.

Если человек вслепую ищет пределы своих возможностей, не утруждая себя работой мысли, он выступает в роли вожделеющего существа, которое как бы пожирает влекущие его предметы и таким образом самоудовлетворяется. Однако вожделение не может и не хочет дать предмету существовать свободно, ибо заставляет уничтожать эту свободу, демонстрируя тем: самым, что предметы существуют лишь для грубого потребления.

Гегелевская трактовка предмета эстетики исключительно важна тем, что помогает провести границы между эстетикой, философией и социологией искусства. Не секрет, что даже некоторые философы молча отождествляют эстетику и философию искусства, понимая под философией искусства особую сферу познания, связанную с чувственно воспринимаемым, образным, наглядным. Стереотипы этих представлений о сущности эстетического имеют давнюю традицию, восходящую еще к античности. Для преодоления отжившей традиции необходимо опираться на современную аксиологию (науку о ценностях).