Повар Юрайда любил философствовать, что отвечало его бывшей профессии. Перед войной он издавал оккультный журнал. На военной службе примазался к полковой офицерской кухне. Полковник Шрейдер ценил его как полковую достопримечательность.

До призыва на военную службу Юрайда написал для своего журнала большую статью о загробном мире, в которой доказывал, что человеческие души способны переселяться, а посему никто не должен бояться смерти. Это был тонкий знаток своего оккультного дела. Слыл он знатоком и в поварском деле, которое в известном смысле не менее таинственно и загадочно, чем страшные тайны оккультных ремесел. Именно последнее обстоятельство особенно привлекало в нем Швейка.

Однажды Швейк, во время движения маршевых рот в эшелонах на фронт, был схвачен военным патрулем за кражу курицы и препровожден к поручику Лукашу. Расплатившись за курицу с пострадавшим, поручик вышвырнул Швейка вместе с курицей из штабного вагона.

Неунывающий Швейк, весело размахивая добычей, появился в солдатском вагоне и сразу активно взялся за дело. В приготовлении к торжественной трапезе самое активное участие принял повар-оккультист Юрайда.

Выброшенные из вагона перья привлекли внимание подпоручика Дуба.

— Что это?! — вскричал подпоручик, поднимая с земли отрезанную куриную голову.

— Осмелюсь доложить, — ответил Швейк. — Это голова курицы из породы черных итальянок. Извольте посмотреть, какой у нее был замечательный яичник.

С этими словами Швейк сунул под самый нос подпоручика кишки и прочие куриные потроха.

Дуб яростно фыркнул, злобно плюнул и отскочил в сторону, словно ошпаренный. Однако через минуту он уже вопил:

— Для кого эта курица?!

— Для нас! — радостно выпалил Швейк.

Подпоручик вынужден был ретироваться, процедив напоследок:

— Мы встретимся у Филипп.

Этой фразой высокомерный знаток куцего курса школьной истории хотел сказать, что придет час расплаты. Дело в том, что Филиппы — это город во Франции, где в 42 г. до н. э. войска Антония и Октавиана победили Брута и Касия. С тех пор фраза «Мы встретимся у Филипп» стала крылатой.

— Что он тебе сказал? — поинтересовался у Швейка Юрайда.

— Мне назначили свидание где-то у Филиппа, — многозначительно хмыкнул Швейк, не обремененный знаниями истории античного мира. — Эта знатные баре в большинстве случаев педерасты.

Юрайда с пониманием скривил презрительную мину, помолчал, а потом изрек, что все эстеты — гомосексуалисты, ибо это вытекает из самой сущности эстетизма.

Сказано несколько категорично, но Юрайду можно понять. Как специалист по оккультным наукам и повар по совместительству, он смотрел в корень всех вещей с позиций утилитаризма, то есть с позиций узкого практицизма. Если бы не последнее, то ему вряд ли удалось бы внедриться в офицерскую кухню и стать полковой достопримечательностью. К вульгарному практицизму предрасполагало также совсем не увеселительное путешествие на фронт в грязных солдатских вагонах.

В «эстетизме» человек, вовлеченный в грандиозную мировую бойню, видел только одно — высокомерное оскорбление. И тогда вшивым окопникам или изможденным тыловикам становилось душно и тошно, хотелось рвать гимнастерку или рубаху на груди и хрипеть самой грязной бранью, уродуя слова, лица и все, что только возможно.

А что же писатели? Неужели порядочный художник будет#сторониться всего «нечистого»?

Нет, грубое, корявое слово и нелицеприятная правда настырно лезут в писательский лексикон.

Вполне созвучна грубоватому юмору Ярослава Гашека (1883—1923) сатира Ильи Ильфа (Файнзильберг Илья Арнольдович, 1897—1937) и Евгения Петрова (Катаев Евгений Петрович, 1903—1942), которые без лишней скромности утверждали, что богатые врачи и бывшие присяжные любят искусство.

Наблюдательный человек знает, что именно эта категория лиц двигает искусство вперед. Это несомненно, ибо преуспевающие врачи обожают искусство. Особенно это касается врачей-гинекологов. Живопись им необходима для себя, для приемной и для пациентов.

Афоризм рядового советского труженика художественного фронта гласит: Пока живы врачи-гинекологи, идет неустанная работа по изготовлению фальшивых Рубенсов, Айвазовских, Куинджи и других мастеров кисти. Дело беспроигрышное, ибо потребитель «шедевров» больше разбирается в медицине или в других полезных делах, чем в живописи.

Наклонность к изящному немного ослепляет «эстетов», включая наших современников из числа «новой буржуазии». Главным образом их магнетизирует великая подпись на картине, выведенная шкодливой рукой советского или постсоветского живописца.

Ведь так хочется жить среди статуэток, золотого багета, книжных переплетов и перламутра!

Так хочется иметь под рукой предметы красоты, что советский или постсоветский «виконт» не замечает и не различает безвкусные заменители в духе гинекологического ампира второго, а то и третьего сорта. Конечно, очень хочется выдать ситро за шампанское.

Однако достаточно изобличительных слов. Теперь, как говорят французы, сделаем усилие и займемся серьезными делами с нешуточным подтекстом.