Если в начале второй половины XIII века Москва была небольшим бедным княжеством, доставшимся одному из младших сынорей Александра Невского (1220 — 1263, князь Новгородский в 1263—1251 гг., князь Владимирский с 1252 г.) — Даниилу Александровичу (1261 —1303, князь Московский с 1276 г.), то после разгрома татарами Твери в 1327 году Москва утверждает свою власть на северо-востоке Руси и вскоре передает свое имя всей стране. Московские князья принимают титул великих князей «всея Руси», а московские летописцы начинают вести единственное в своем роде общерусское летоисчисление. В начале XIV столетия в Москву из Владимира переезжает русский митрополит, и это делает ее религиозным центром всех русских земель.

Становление новой русской государственности сопровождалось формированием представления о грозной единодержавной власти московских великих князей. «Грозными» назывались Василий Темный (1415—1462, великий князь Московский с 1425 г.), его сын Иван III (1440— 1505, великий князь Московский с 1462 г.) и правнук Иван IV (1530— 1584, великий князь «всея Руси» с 1533 г., первый русский царь с 1547 г.). С этим прозванием, первоначально не имевшим отрицательного смысла, связано нарастание руководящей роли московских государей во внешней и внутренней политике Руси.

Период XIV—XV столетий — время формирования русской национальной культуры, время, когда крепнет единство русского языка, а русская литература все больше подчиняется единой теме государственного строительства.

В XIV столетии на Руси растет увлечение музыкой, увеличивается роль музыки в церковном богослужении. Тогда же распространяется характерный для русских городов колокольный звон.

Обучение грамоте начиналось с семи лет. Книжные училища для детей упоминаются во многих письменных документах XIV—XV веков. Эти училища можно было встретить и в крупных городах, и в отдаленных деревнях, и за монастырскими стенами. Здесь учили чтению, письму. Дети читали Часослов (Часослов — церковно-богослужебная книга, содержащая псалмы, молитвы, песнопения и другие тексты суточного круга богослужения; предназначается для церковных чтецов и певчих), Псалтырь (Псалтырь (гр. psalterion — книга псалмов) — одна из книг Библии, содержащая 150 молитвенных песнопений, то есть псалмов) и другие книги религиозного содержания. Учили в школах и пению. С XVI века предпринимаются первые попытки преподавать начатки философских знаний.

Наступает XVII столетие. Известный просветитель Мелетий Смотрицкий (ок. 1578— 1633) издает в Москве славянскую грамматику. В тот же период под Москвой при содействии и на средства дворецкого Федора Михайловича Ртищева (1626—1673) организуется Андреевский монастырь, куда из Киево-Пе-черского и других монастырей вызываются многие грамотные монахи. Этим монахам вменяется в обязанность переводить иностранные книги на русский язык и обучать желающих грамматике греческой, латинской и славянской, а также риторике, философии и другим словесным наукам. К приезжим старцам вскоре примкнули некоторые из московских монахов и священников. Так в Москве возникло первое ученое Братство на церковно-религиозной основе.

XVII столетие в России характеризуется общим ростом грамотности, появлением многочисленных церковных школ, распространением светской книги. По мнению историков, в XVII веке грамотными в России были все белое духовенство, большая часть монахов, около половины землевладельцев, примерно четверть московского посадского населения. Немало было грамотных и среди стрельцов.

Высшие слои московского общества не скупились на деньги для домашнего образования своих детей. Сам царь Алексей Михайлович (1629— 1676, царь с 1645 г.), одаренный политик и весьма просвещенный муж, подавал им пример. В 1649 году он вызвал в Москву киевских ученых монахов Епифания Сла-винецкого, Арсения Сатановского и Дамаскина Птицкого, поручив им перевести Библию с греческого языка на славянский. Киевляне, кроме исполнения главного заказа, составляли и переводили на русский язык разные западные книги географического, космографического, медицинского характера, преимущественно выписываемые из Польши.

Знакомству с западной литературой и наукой способствовали не только книги, но и постоянное общение с иностранными врачами, инженерами, военными. Так, врачи при дворе Алексея Михайловича были связаны с Лондонским Королевским Обществом, что позволяло обмениваться научной информацией.

Интерес к западной науке проявлялся и в предметах обихода. В домах знати появлялись часы, глобусы, зрительные трубки.

В 1664 году ко двору был вызван Симеон Ситианович Полоцкий, воспитанник Киевской коллегии и белорус по национальности, для дальнейшего обучения царских старших сыновей.

В 1665 году трем подьячим из Тайного и Дворцового приказов велено было учиться «по-латыням» у Симеона Полоцкого, для чего в Спасском монастыре Москвы было построено здание, служившее «школой для грамматического учения». Спустя два десятилетия при участии царевны Софьи в Москве была открыта Славяно-греко-латинская академия, просуществовавшая почти 130 лет.

Многие из приглашенных московским боярством учителей были выходцами из Польши, Украины и Белоруссии. Они привозили с собой польские книги и учили польскому языку. По свидетельству архиепископа Лазаря Бара-новича, «царский синклит польского языка не гнушался, но читал книги и истории ляцкие в сладость».

Анализируя потребность московского общества в новой науке, шедшей с Запада, известный русский историк В. О. Ключевский (1841 — 1911) писал, что эта потребность столкнулась с укоренившейся антипатией и подозрительностью ко всему, что исходило из католического и протестантского Запада. Нередки были случаи, когда одна часть учащейся молодежи порицала другую за воспитываемые новой наукой самомнение и заносчивость, проявляющиеся в критике йризнанных авторитетов. Эти нападки на новую ученость отражали глубинные установки русского церковного сознания.

Наука и искусство ценились на Руси по их связи с церковью. Если таковой связи не имелось, то знания и художественная деятельность рассматривались как праздное любопытство и несерьезная забава. Церковь либо молчаливо терпела эти «потехи», либо, вдруг очнувшись от ленивой и сытой спячки, строго порицала опасные для православного духа увлечения, относя их если не к разряду прямых пороков, то к разряду слабостей греховной человеческой природы. Однако с западной ученостью было не так-то легко разделаться.

В Москве той поры западные ученые, инженеры и художники считались лицами весьма почтенными, которых признавала власть имущих во главе с царем. Но это лишь еще более тревожило определенную часть московского общества, представители которого ломали голову над вопросами безопасности веры, благонравия, вековых устоев национального быта.