А теперь перенесемся в другую страну — в Индию, которую индийцы называли «Синдху», а персы — «Хинду». Из Ирана это слово проникло в Грецию. После появления мусульман на территории Южноазиатского субконтинента старое персидское название возродилось в форме «Хиндустан», а местное население, которое продолжало исповедовать традиционную религию, стало называться «хинду». Сами же древние жители субконтинента называли свою родину «Джамбудвипа» («Земля дерева Джамбу») или «Бха-ратаварша» («Страна сыновей Бхараты» — легендарного правителя). Последнее название официально закреплено современным индийским правительством.

Народные предания гласят, что давным-давно в красивой роще на берегу священной реки жил подвижник, мечтавший отвергнуть мир и избавиться от мирских желаний. Однажды в эту рощу приехал богатый раджа (раджа (санскр. — царь) — княжеский титул в Индии) в окружении многочисленных жен и слуг. Напившись и наевшись, уснул раджа, а его шаловливые жены стали бродить по роще. Вскоре увидели они сидящего мудреца, погруженного в размышления, и с любопытством обступили его. Женщины не заметили появления разгневанного их отсутствием повелителя, который пришел в неописуемую ярость, увидев, что они стоят вокруг мудреца, и обрушил на старца свой острый меч.

Когда раджа удалился, появилась одна из богинь и спросила раненого подвижника:

— Как смел этот грешник тебя оскорбить? Если повелишь, почтенный, я убью его!

— Не делай этого, божественная. Он помог мне, а не помешал. По его милости я обрел силу прощать. Брахману следует равно прощать и любимых, и нелюбимых.

Восхитилась богиня словами мудреца и исцелила нанесенные ему мечом раны, а потом исчезла.

Один древнеиндийский заговор гласит:

Чтобы впредь мы зажили дружно отпускаю твой гнев сердечный. Мы забросим твой гнев под камень под тяжелый камень под лежачий.

Подвижник, одолевший свой гнев, мало похож на идеалы китайского мудреца-конфуцианца. Его всепрощение безмерно и сверхчеловечно, вернее, нечеловечно. Это не гуманизм, воздающий по справедливости за злые и добрые деяния, а безликий эгоизм отшельника, отринувшего мир людей, но не их подаяния. Впрочем, Индия знакома и с другими идеалами мудрости, произрастающими из мирского смысла жизни, о чем свидетельствует притча о брахмане Таподатте.