Сократ

Если что-то сегодня вызывает глухоту к той интерпретации софистики, из которой она выходит софистикой воистину философствующей, подчиняющей своему влиянию онтологию, а не игрой вхолостую с силами языка (насколько вообще такая игра возможна вхолостую) и не чистой и простой риторикой (насколько вообще такая простая и чистая риторика могла существовать), то прежде всего это одиночество, в котором мысль Хайдеггера до сих пор продолжает возвышаться среди опустошенного поля интерпретации досократиков.

В известном смысле у нее есть на то все права, потому что по крайней мере для одного поколения поздних поклонников Ницше именно его тип философствования ввел досократиков в философию, и именно на его лад они были и до сих пор остаются в моде: иными словами, он дает им перевод, перевод радикальный и интересный. Но этот историйный тип осмысления досократиков (уже настает время переходить к заглавным буквам) запрещает некоторым из них занимать по отношению к Бытию и Логосу иную позицию, чем избранная Парменидом: можно сказать, что их "по-иному" заслуживает, самое большее, определения подвида того же рода, или что эти так называемые досократики — уже не Досократики, хотя и осмелились жить прежде Сократа.

Между тем, и это значительно усложняет картину, сам Хайдеггер в некоторых из наиболее трудных своих текстов, посвященных языку, позволяет вплотную подойти к чему-то вроде л отологического видения онтологии: последний взгляд, решительно и окончательно парменидовский строй мысли (но в духе Парменида, идущего по следам Горгия, более греческого, чем само греческое) в оценке софистического логоса и в попытке осознать все его значение. Именно к этому опустошению и, по контрасту, к неожиданно и вопреки всему проливаемому свету я и хочу теперь обратиться.